В 2023 году исполняется сто двадцать лет с начала революционной деятельности Александра Грина. Об этом этапе в жизни писателя рассказывают архивные документы, воспоминания Грина и его современников. Изучая их, мы одновременно знакомимся с людьми из его окружения, в чьих судьбах отразилась эпоха, в которую жил писатель.
Сегодня речь пойдет о Викторе Бибергале – одном из соратников Грина по революционной работе в Севастополе в 1903 году. Их знакомство было мимолетным, но состоялось в трагический момент для будущего писателя, когда он был арестован и заключен в севастопольскую тюрьму. Виктор Бибергаль, жертвуя своей жизнью и свободой, стал одним из организаторов побега Александра Грина (к сожалению, неудачного) из заключения.
Предлагаем вашему вниманию работу Владимира Игоревича Щипина «Жизнь и приключения эсера Бибергаля» о судьбе незаурядного человека, прожившего яркую жизнь и ставшего свидетелем многих исторических событий в нашей стране.
Щипин В.И
ЖИЗНЬ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЭСЕРА БИБЕРГАЛЯ
Сказал он родине: “Возьми меня, я – твой!
Вот молодость моя, в ней все мое богатство!
Но чтоб добыть тебе довольство, радость, братство,
Я отдаю её тебе, родной!”
Синегуб С.С.[1]
Есть на свете люди, кто не совершил никакого подвига, не сделал ничего необычайного, но, тем не менее, вся их жизнь притягивает как магнит. Множественные повороты судьбы, опасности, приключения, патриотизм, жертвенность – всё это соединилось в Викторе Александровиче Бибергале, герое этой статьи.
В. А. Бибергаль родился в 1882 г. в Забайкалье, на Карийских приисках, в семье политического каторжанина Александра Николаевича Бибергаля, когда тот отбывал 15-летний срок на каторге (жена Александра Николаевича последовала за ним в Сибирь). Здесь же, на каторге, родились и старшие сёстры Виктора: Катя – 24 марта 1880 г. и Вера – в 1881 г. По манифесту 1884 года срок пребывания на каторге был сокращен, и А. Н. Бибергаль вместе с семьёй переехал на поселение в Забайкальскую область, в г. Читу. Работал на золотых приисках.
Позже семейство перебралось в Благовещенск-на-Амуре, где Александр Николаевич сначала служил на приисках Ниманской золотодобывающей компании, а потом работал агентом нескольких страховых компаний.
Виктор и его старшие сёстры с малых лет впитали дух свободолюбия и свободомыслия, царивший в семье. Отец, член народнической организации «Земля и воля», был примером для детей. В доме часто собирались ссыльнопоселенцы, велись бесконечные разговоры на политические темы, разгорались жаркие споры между «бакунистами», «лавристами» и «бланкистами». Александр Николаевич нередко читал друзьям стихи собственного сочинения.
Гостей привлекали в семью Бибергалей радушная атмосфера и музыка, постоянно звучавшая здесь: Александра Александровна, хозяйка дома, прекрасно музицировала. Н.А. Чарушин, революционер-народник, вспоминал о ней: «Будучи уже матерью семейства, она производила впечатление молоденькой и наивной девочки. Живая и общительная и притом хорошая музыкантша, она располагала к себе людей, с которыми сталкивалась, и быстро сходилась с ними»[2]. Дети рано научились читать, усилиями матери овладели игрой на фортепиано (впоследствии это очень пригодилось Виктору).
В 1892 г. Виктор Бибергаль поступил в Благовещенскую гимназию. С детства его влекла романтика подвига и риска, ему хотелось совершить что-то необычайное или поучаствовать в каком-нибудь приключении. В июле 1900 г., когда юноша перешёл в последний класс гимназии, такая возможность ему представилась.
В 1898-1899 гг. на севере Китая началось националистическое восстание, выразившееся в создании боевых молодёжных отрядов «Ихэцюань» («Кулак во имя справедливости и согласия»), европейцы называли их «боксёрами». В мае 1900 г. они вступили в Пекин, ознаменовав это зверской расправой над европейцами и принявшими христианство китайцами.
Следующей целью «боксёров» стало русское Приамурье, которое китайцы считали своим, и его форпост – Благовещенск, чье население по переписи 1897 г. составляло 32 894 человек. Город был практически беззащитен, так как после начала бунта в Китае все находившиеся в городе воинские части вместе с набранным отрядом добровольцев были направлены для охраны объектов Китайской восточной железной дороги[3].
В седьмом часу вечера 2 июля 1900 г., когда благовещенцы по обыкновению прогуливались по набережной, по всей линии китайского берега вдруг появились дымки, затем засвистали пули. К ружейной стрельбе, как аккомпанемент, присоединились грозные орудийные раскаты. Толпа народа бросилась под прикрытие зданий внутрь города. Из домов на набережной выскакивали не вполне одетые жители и бежали вслед.
Ужас происходящего был в неожиданности. Ну, кто мог подумать, что «ваньки», как тогда называли китайцев, на такое способны? Наиболее сильная стрельба была напротив городской управы, дома губернатора и казачьих лагерей.
Из воспоминаний свидетельницы событий 1900 г. Клавдии Никитиной: «По улицам творилось что-то невероятное! Народ с криком, плачем и бранью валом валил за город. В воздухе стон стоял от смешанного гула многих голосов и свиста пуль, то и дело пролетавших над головой. По самой середине улицы непрерывной вереницей тянулись экипажи, набитые седоками»[4]. Изредка на улицах разрывались снаряды или падали ядра. Три человека были убиты, шестеро ранены. Паника охватила город.
Но вскоре панические настроения были подавлены, экстренное заседание городской думы призвало горожан встать на защиту города. Бок о бок на защиту родного Благовещенска поднялись мещане и купцы, промышленники и рабочие, знатные горожане и беднота, политические ссыльные и даже иностранцы, обосновавшиеся в городе.
Виктор не мог оставаться в стороне и тут же записался добровольцем 3-го участка обороны, которым командовал предприниматель и золотопромышленник Николай Зиновьев. В городской думе удалось раздобыть старенькую берданку и патроны. Всю ночь добровольцы рыли на набережной окопы (ложементы, как их тогда называли). 18 дней продолжалась осада Благовещенска, 18 дней не прекращались ружейные и артиллерийские обстрелы города.
Наконец подошли регулярные войска, и в ночь на 20 июля удалось организовать форсирование Амура, чтобы разгромить китайцев в пограничном селении Сахалян-Амбо и расположенном на некотором удалении от реки городке Айгун. Бибергаль в составе отряда добровольцев принял участие в этой операции. Сахалян-Амбо и Айгун были разгромлены и сожжены в течение 2 – 3 дней. Добровольцы вернулись домой, а войска продолжили наступление вглубь Китая.
Все особо отличившиеся в июльской защите города были представлены к государственным наградам. В 1901 г. выпускник гимназии Виктор Бибергаль за проявленную доблесть при обороне Благовещенска и взятии г. Айгун был награждён серебряной медалью «За поход в Китай»[5].
Итак, в 1901 г. Виктор окончил гимназию и поступил в Московский университет, на естественное отделение физико-математического факультета. Но учился в университете недолго, всего один семестр. С первых дней учёбы он включился в деятельность революционных групп студенчества. 9 февраля 1902 г., в 12 часов дня, в университете состоялась общестуденческая городская сходка. За участие в сходке были арестованы более 500 студентов университета, все они сначала были препровождены в Манеж, расположенный напротив здания университета, а затем студентов доставили в Бутырскую тюрьму.
Как сообщала ленинская «Искра» в № 18 от 10 марта 1902 г., более 400 студентов приказом министра народного просвещения П. С. Ванновского от 14 февраля 1902 г. были исключены из университета. Кроме того, 247 студентов были приговорены к трёхмесячному аресту при московской полиции «за неповиновение полиции»[6].
По делу «Об организации политической демонстрации в городе Москве в феврале месяце 1902 года» организаторам и наиболее активным участникам этой сходки была определена ссылка в Якутскую область и северо-восточные сибирские губернии на срок от 2 до 5 лет. Всего в Сибирь высылалось 95 человек[7]. Среди активных участников оказался Бибергаль и его земляк и друг детства Евгений Синегуб[8].
Много позже, будучи за границей, Синегуб писал, вспоминая этот период: «Всё лучшее, что связано было с родиной, оживало в памяти. Ранние впечатления университета, буйные сходки студенчества и яростные споры, и гордые обеты, и простодушная бестолочь товарищеской богемы, и неизбежное репетиторство, <…> и первые опыты борьбы, и первые гражданские тернии, Манеж, Бутырки, <…> и Таганка, и высылки, и проводы при высылках, славные лица и сердечные горячие слова, и скитание по разным городам, и первые серьёзные испытания – все это возникало и развертывалось в воспоминании в непостижимой гармонии света и теней. Родина…»[9]
Спустя полтора месяца Виктор Бибергаль и Евгений Синегуб в составе группы студентов, участвовавших в сходке 9 февраля, отправились в арестантском вагоне из Москвы в Красноярск. Вместе с ними следовал Георгий Чулков, впоследствии ставший довольно известным поэтом и литературоведом. В своих воспоминаниях он рассказал об этом путешествии московских студентов-бунтарей: «Кажется, ни одна партия политических, отправляемых в Сибирь, не была так многолюдна и так бодро настроена, как наша. Это была самая веселая партия ссыльных. Всю дорогу мы пели песни; всю дорогу везли, ревниво храня, красное знамя; везде нас встречали толпы народа… Конвойные, стражники, все власти в пути, оглушенные, ошеломлённые небывалой толпой бунтарей, всё побеждающих своей самоуверенной веселостью, не знали, что с нами делать и как подчинить нас обычной дисциплине. Начальство привыкло к мрачной непримиримости подпольных деятелей, к их аскетической строгости, к их презрительной суровости и нервности; и вдруг ему пришлось столкнуться с добродушной дерзостью, с молодою смелостью, с откровенным буйством»[10].
Через две недели партия арестантов прибыла в Красноярск. Потом Виктор с товарищами оказались в Александровском централе, в конце апреля переправившись через Ангару. Во второй половине мая этапным порядком они проследовали в село Качуг. Из централа выехали с песнями, по-прежнему неся развёрнутое красное знамя. Вскоре пошли пешком, оставив на телегах вещи: так было легче, чем сидеть на тряских телегах. На ночлег останавливались пять раз. Этапные избы были мрачны и грязны. Спали вповалку на нарах, мужчины и женщины вместе, не раздеваясь.
К исходу шестого дня этап добрался до Качуга, пристани, где строились паузки – плоскодонные гребные суда.
Паузок представлял собой неуклюжую пятиугольную баржу, на которой вплотную до борта построен дощатый сарай с плоской крышей. Два огромных весла, рассчитанных на шесть гребцов, и одно кормовое, которое торчит высоко над палубой, составляют всю корабельную снасть.
На этих паузках заметно поредевшему этапу (многих оставили ещё в Красноярске) предстояло плыть три тысячи вёрст вниз по течению великой реки Лены до Якутска. Наконец чудовище-паузок медленно пополз по течению.
Г. Чулков вспоминал: «И здесь не утратили мы красного знамени, которое бережно и ревниво хранили во всех тюрьмах и на всех этапах. Мы утвердили его на палубе. Началась наша новая жизнь. Там, на берегу, мы оставили всё суетное и тревожное. Мне казалось, что все товарищи радовались невольному отдыху от напряженной, грязной и нервной тюремной жизни. На паузке не было ни грязи, ни пыли. Берега были пустынные. На челноках подъезжали к нам лоцманы, чтобы на следующем перегоне покинуть нас. На пристанях людей совсем не было видно. Кругом была прекрасная дикая тишина[11]. Быстро был налажен речной быт — арестанты варили ежедневную уху из стерлядей; стирали белье, спускаясь вниз на доски, прикреплённые веревками к борту паузка; возились у кормового весла, мешая лоцману, а чаще всего в сладостной дремоте валялись на палубе, наслаждаясь тишиной пустыни. В ходе этого невероятного по впечатлениям «путешествия» Бибергаль повстречал много интересных людей, впоследствии вошедших в историю. Когда этап приближался к селу Качуг, первым, кто бросился встречать вновь прибывших, махая фуражкой и крича приветствия, был Л. Д. Троцкий-Бронштейн. Спустя 15 лет он стал одним из главных руководителей Октябрьского переворота. Виктор многие дни сидел на вёслах рядом с Феликсом Дзержинским и Моисеем Урицким. Первый после революции возглавил Всероссийскую ЧК, второй – Петроградскую. До Иркутска вместе с Бибергалем следовал и Ираклий Церетели, будущий лидер меньшевиков, член Временного правительства. Пожалуй, одной из самых ярких фигур, запомнившихся Виктору, был Ф. Дзержинский.
Не забыл встречу в Качуге и Л. Д. Троцкий. Спустя десятилетия он писал: «Дзержинский перед посадкой на паузок в Качуге вечером у костра читал на память свою поэму на польском языке. Большинство слушателей не понимало поэмы. Но насквозь понятно было в свете костра одухотворенное лицо юноши, в котором не было ничего расплывчатого, незавершенного, бесформенного. Человек из одного куска, одухотворенный одной идеей, одной страстью, одной целью» [12].
Спустя 28 дней паузок с гордо реющим красным знаменем причалил к пристани Якутска. Позади три тысячи вёрст. Якутск представлял собой жалкий городишко, меньше и беднее самого захолустного города любой из губерний Российской империи. Если бы не великолепная Лена, которая разлилась под Якутском в ширину на пятнадцать вёрст, любой попавший сюда мог бы впасть в уныние, глядя на почерневшие хибарки, на грязные лавчонки, на немощёные улицы с ямами и оврагами, с перекинутыми через них ветхими мостиками. Каменных домов в городе было не более пяти – семи. В одном из них жил губернатор.
Этап политических ссыльных встречал старший советник Якутского областного правления. Он с удивлением увидел, что ссыльные торжественно выносят на берег красное знамя. Это его очень рассердило, и у него по этому поводу произошел со ссыльным А. Ховриным запальчивый спор.
– Я думал, что красного цвета боятся быки, – сказал Ховрин сердито, – а его, оказывается, недолюбливают и советники областного правления.
– Стреляйте в них! – заявил советник, обращаясь к офицеру, сопровождавшему партию.
Но офицер уклонился от этой обязанности, ссылаясь на то, что местная полиция уже приняла от него партию под расписку.
Прибывших встречали на пристани старики-политические: шлиссельбуржец Мартынов, Ионов, Пекарский, социал-демократ Теслер и др. Они вмешались в спор с советником, и дело как-то уладилось. Ховрин так и не расстался со знаменем, которое в Верхоленске передал ему Дзержинский, сходя на берег. В то время во всей необъятной многомиллионной России это был единственный знак вольности, открыто маячивший на страх врагам[13].
Старики, как было принято, приготовили для вновь прибывших трапезу. Много было яств и немало водки. Первый тост был по обычаю за Веру Николаевну Фигнер[14]. Все пили, стоя с набожными и благоговейными лицами.
По квартирам разошлись поздно ночью. Было глухо и темно. Ни одного фонаря. Вновь прибывших преследовали стаи собак, и они шли впотьмах, отбиваясь от одичавших псов палками.
Последующие дни прошли в хлопотах по устройству. Нашли квартиры, разместились. Следуя советам стариков-ссыльных, стали запасаться зимней одеждой.
Лето в тайге жаркое, но короткое: всего два месяца. Быстро наступила осень, а за ней пришла зима. Потянулись однообразные зимние дни, больше похожие на ночи. Частенько ссыльные собирались вместе, продолжались политические споры, особенно тогда, когда приходила почта. Это случалось только раз в месяц.
Иногда приходилось посещать соседей, есть вместе с ними жирные пироги с нельмой, знаменитые сибирские пельмени, закусывать водку строганиной, то есть замороженной и наскобленной стерлядью.
И вдруг всё изменилось. В начале 1903 г. неожиданно пришло известие об общей амнистии в отношении студентов, сосланных за беспорядки, произошедшие в Московском университете в феврале прошлого года. Виктору Бибергалю, Евгению Синегубу и всем остальным студентам, пребывавшим в Якутске, было разрешено возвратиться в Европейскую Россию, но без права проживания в университетских городах, а также Риге, Ярославле, Екатеринославе и Новой Александрии[15]. Радости не было конца. Сборы были краткими. Пища заготовлена на месяц пути. В мешки сложили замороженных рябчиков, пельмени, масло, куски бульона…
Народовольцы и прочие старики, кому еще не вышел срок ссылки, устроили отъезжавшим на прощание большой пир. Буйная ватага молодежи, нарушившая угрюмое настроение утомленных ссылкой стариков, пробудила в них какие-то совсем было угасшие надежды на возможность нового, не самодержавного порядка.
Это было последнее таёжное приключение. Через месяц друзья были в Иркутске, и никогда ни один город не казался им таким благоустроенным, как эта столица Восточной Сибири. Чистая скатерть в ресторане, витрина книжного магазина и то, что можно снять заячьи штаны и куртку и надеть европейское платье, – всё это, оказывается, можно ценить и всем этим даже дорожить, если испытаешь трудности диких стран. Вечером Виктор и Евгений пошли в театр, и им как-то не верилось, что можно спокойно сидеть в партере и никакой якут не шарит у них в карманах в надежде добыть водки.
Из Иркутска друзья разъехались: Бибергаль поехал к родителям в Благовещенск, Синегуб отправился к своим в Читу. Они договорились, что ближе к осени отправятся в тёплые края, в Крым. После якутских морозов хотелось погреться на черноморском побережье. Да и повод для этой поездки был – в Севастополе в это время находилась старшая сестра Бибергаля Екатерина. Друзья не могли и предполагать, что в Севастополе их ждут новые и опасные приключения.
Екатерина Бибергаль закончила Благовещенскую женскую гимназию, была слушательницей Высших женских курсов в Петербурге, активно занималась революционной деятельностью. За участие в студенческой демонстрации 1902 г. в Петербурге она была выслана на три года в Севастополь. Здесь Екатерина входила в местную организацию партии социалистов-революцио-неров. Она получила партийную кличку «Вера Николаевна», но близкие друзья звали ее просто Киской. В Севастополе Катя познакомилась с Александром Гриневским, будущим писателем Александром Грином, который страстно увлёкся девушкой. Молодые люди планировали заключить брак. Виктор Бибергаль и Евгений Синегуб появились в Севастополе в октябре. Как позже писал А. Грин, «Стояла прекрасная, задумчиво-яркая осень, полная запаха морской волны и нагретого камня». В эти дни по поручению Севастопольского комитета партии социалистов-революционеров Гриневский выезжал в Саратов за нелегальной литературой. Когда он вернулся, то застал у Кати её сестру Веру, приехавшую из Швейцарии, где она жила с мужем – художником Василием Доениным[16], сыном дальневосточного золотопромышленника-миллионера[17]. Познакомился Грин и с Виктором, и с Евгением.
Друзья сняли хорошую квартиру на Артиллерийской улице, прямо напротив дома, где жила Катя. По вечерам сёстры Бибергаль, Александр Гриневский приходили на квартиру Виктора и Евгения. Закадычные друзья рассказывали о своих приключениях в Якутии, о трескучих 50-градусных морозах, низкорослых мохнатых якутских лошадках, северных оленях, обычаях якутов. Грин, в свою очередь, делился своими воспоминаниями о плаваниях матросом в Поти, Батум, Стамбул, работе на золотых приисках на Урале. Виктор садился за рояль, и гостиная наполнялась звуками вальса Х.Росаса «Над волнами». Вспоминая эти счастливые минуты, А. Грин позже писал: «Весь этот маленький мир безыскусственно смелых людей как бы отдыхал перед грозой…»[18]
Гроза разразилась 11 ноября 1903 г. В этот день Грин был арестован за революционную пропаганду среди солдат и матросов Севастопольского гарнизона.
В течение месяца Катя, Виктор и Евгений тщательно готовили его побег. Была налажена переписка через одного из тюремных надзирателей, установлено время, когда Грин через тюремное окно мог видеть и общаться условными знаками и жестами с Катей или Виктором.
Побег был назначен на 2 часа дня 17 декабря. Екатерина умудрилась добыть тысячу рублей, купила парусное судёнышко, чтобы Гриневский морем ушёл из Севастополя, подкупила извозчика за 100 рублей, который был готов отвезти беглеца в отдалённую бухту, где его ожидало судно.
Практическую сторону побега осуществляли Виктор с неразлучным другом Евгением. Было решено, что они тоже должны уйти за границу вместе с Грином. Но бежать Александру не удалось: его схватили, когда он уже поднимался через тюремный забор по переброшенной Виктором и Евгением «с воли» веревке[19].
Грин подробно рассказал об этой неудаче в своей «Автобиографической повести»: «В назначенный день в точно высчитанный час моей прогулки по двору тюрьмы (после обеда, около двух часов) на соседний двор, где помещалась баня и прачечная, около здания бани перекинулась завязанная узлами веревка. Случилось непредвиденное: неожиданно в этот самый день на дворе прачечной-бани арестантки развешивали белье; его ряды висели на многих веревках, мешая быстро пробежать через открытую калитку к высокой тюремной стене…
По случаю холодного дня я был в пальто, но пальто накинул на плечи, чтобы удобнее было его сбросить, а в кармане я держал пачку нюхательного табаку, чтобы засыпать им глаза надзирателя, тем предупреждая его погоню за мной в соседний двор. Багроволицый усач, помощник смотрителя, вышел на крыльцо тюрьмы, увидел, как я нервно верчусь взад и вперед, и, должно быть, что-то заподозрил, так как проворчал весьма недвусмысленные слова…
Время шло. Уже прошло минут пять, что перебросилась через стену веревка, ее видели не только я, но и арестантки на соседнем дворе. Помощник не уходил с крыльца. Я дошел до калитки, сбросил пальто и, путаясь под хлещущим по лицу мокрым бельем, пробежал к стене. Я схватил веревку, уже слыша сзади крики: «Держи, держи! Стреляй!» — и потянул, но, к ужасу моему, веревка свободно валилась вниз… Вдруг она натянулась.
Попытка взлезть на полуторасаженную стену… кончилась неудачей: хотя оставалось мне взобраться лишь на аршин, чтобы протянуть руку к гребню стены (причем я здорово ободрал ладони!), как за самой спиной щелкнул курок, и помощник крикнул: «Стреляй его! Стреляй, сукин сын!» Я спасся тем, что, выпустив веревку, упал в траву. Меня с ругательствами отвели в карцер…»[20]
Бибергалю и Синегубу пришлось отправиться в нелёгкий путь вдвоём. На утлом судёнышке в декабрьскую непогоду они, преодолев многие трудности, в конце концов, добрались до Болгарии, затем оказались в Генуе. Оттуда в конце января попали во Францию, в Марсель.
О, Марсель! «Сквозь желтые, сизые, черные клубы дыма, медленно расплывающиеся над гаванью, в ярком беспорядке пестреют несметные флаги, трепещущие под ветром. На пристанях, на трапах и сходнях, на палубах, вокруг подъемных кранов, под металлическими навесами грузовых складов – всюду волнуется, жужжит и неустанно движется разноцветная и разноязычная толпа, собравшаяся сюда со всех концов земли, омываемой “вечным потоком океана”. Весело было толкаться в этой толпе, нервной, подвижной и страшно занятой»[21]. Уже около двух недель друзья бродили по Марселю в поисках работы. К несчастью, как и подобает двум студентам-естественникам, они не знали никакого ремесла и могли рассчитывать только на самую простую, «черную» работу. Они и не обманывались на этот счёт, предлагая себя в качестве носильщиков, грузчиков, чистильщиков. Но результата не было.
Наступали черные дни. Кое-какие средства у них ещё были, и Виктор в качестве кассира расходовал их с бесчеловечной бережливостью: съев в полдень по чашке супа, ребята ужинали хлебом и редиской или варили картошку. С каждым днём яснее означалась безнадёжность поисков: огромный город решительно их отталкивал. Ещё в начале путешествия друзья дали друг другу торжественное обещание: ни к кому не обращаться за помощью, зарабатывать на жизнь только своими руками, своим трудом. Но всё отчётливее обозначалась необходимость обратиться за помощью в Женеву, к сестре Вере и её мужу.
Жили Виктор и Евгений или, лучше сказать, спали в крошечной конуре. Квартира находилась в глубине кривого, узкого и грязного переулка. Спать приходилось вместе на узенькой и неимоверно грязной кровати, не раздеваясь, отчего она становилась еще грязнее.
Бесконечные поиски работы по-прежнему были безуспешны. Как-то, полностью измотавшись, юноши присели отдохнуть на пустой ящик в одном из переулков Старого Порта. Прямо напротив была распахнута дверь кабачка, над которой красовалась вывеска «Bar Edward VII». Внутри было пусто, виднелся краешек пианино.
Вдруг Виктор сказал приятелю: — Знаешь что, дружище… Нам идиотски не везёт, и мы уже целый месяц живём хуже всякой собаки. Так недолго одичать. У нас сейчас всего девяносто сантимов, которые нас не спасут. Давай наплюём на всё, пропьём их, а я поиграю на пианино…
Предложение совершенно выходило из ряда вон.
— Ты ли это, мой строгий друг? – сказал Синегуб.
— Наплевать, – повторил Виктор, убеждённо глядя на приятеля.
Минуту спустя желтоволосая женщина, вероятно, хозяйка заведения, ставила перед Синегубом на столик литр холодного пива, а Бибергаль, расположившийся за пианино, наигрывал что-то трогательно-меланхолическое. Играл он вообще очень недурно. Правильного музыкального образования у него не было, но, музыкальный по природе, Виктор заменял его недостаток искренним лиризмом. Слушать его было приятно. Евгений налил ему пива, и они долго сидели в этом кабачке, отдыхая физически и душевно. Музыка – удивительная вещь. Всего лишь двадцать минут назад они чувствовали себя несчастнейшими тварями на земле; теперь же дела им казались не так уж плохи, и мысли приняли совсем другой оборот. Хозяйка внимательно слушала игру Виктора и, узнав, что молодые люди ищут работу, неожиданно предложила Виктору играть у неё в кабачке по вечерам.
— Вы будете получать каждый раз один франк, кроме того, вы, конечно, будете делать la quête[22]. Вечером здесь много бывает гостей, вы можете заработать кое-что.
— Идет… – вскричал Виктор, вскакивая со стула с оглушительным хохотом. – Будем кабацкими тапёрами… Чем не карьера? Отлично… Да здравствует бар «Эдуард Седьмой»! (Вот когда пригодились Виктору мамины уроки игры на фортепиано).
Затем, снова усевшись за пианино, он сыграл какой-то бешеный марш, заключив его громоподобной полькой.
В тот же вечер друзья начали работу в баре. Играл, в основном, Виктор, а когда он уставал, за дело брался Евгений. Мастерства, правда, не хватало, но несколько вальсов и полек в собственной, упрощённой интерпретации исполнить он мог. Заработок за первый вечер составил целых три франка: после нищеты последних дней это было целое богатство! [23]
Два месяца Виктор зарабатывал деньги игрой на пианино. Но мало-помалу служба в кабаке становилась всё противнее. Вечный пьяный гомон, вечные скабрезные куплеты пьяных матросов – всё это, сначала представлявшее интерес новизны, становилось всё больше и больше несносным. Нужно было двигаться дальше. Каждый день теперь складывался из двух частей: с утра друзья обходили причалы порта в поисках работы на судах, вечером – бар «Эдуард Седьмой» мадемуазель Жозефины.
Но всё-таки удача наконец им улыбнулась. Бывшим студентам удалось устроиться матросами на небольшой торговый парусник «Альма», ходивший под российским флагом. Капитан и штурман были латышами, боцман – эстонец, кок – немец, трое матросов, не считая Виктора и Евгения, – русские. Судно направлялось в шведский Гётеборг с грузом подсолнечного жмыха. Целью друзей был Лондон: здесь у Бибергаля были какие-то связи, однако капитан «Альмы» не планировал заход в столицу Британии. Но они были рады любой возможности заработать хоть немного денег.
Е. Синегуб вспоминал: «Недели в две мы с Виктором оматросились совершенно: определился круг матросских невзгод и матросских радостей, и оба мы чувствовали себя так, как будто служба на парусных судах составляла главное занятие нашей жизни. И в этом нет ничего странного, если принять в расчёт, что все наши дни и добрая часть ночи, свободная от мертвого сна, были поглощены работой, и весь смысл, и весь интерес этой работы очерчивался высоким бортом парусной шхуны, затерянной в пустынных пространствах необъятного моря»[24].
Виктор достиг особенного искусства в парусном деле. Он был в одной вахте с боцманом, преданным матросскому искусству со страстностью фанатика. «Виктор будет хороший матрос… Надо немножко учиться – хороший матрос будет…» – говорил он, бывало.
Два с лишним месяца продолжалось плавание. Наконец, в конце июня 1904 г. друзья оказались в Гётеборге. Здесь они получили расчёт и аттестаты парусных матросов, открывавшие им доступ на все суда, плавающие по морям. Аттестаты были засвидетельствованы российским консулом.
Вскоре Виктор и Евгений оказались в Швейцарии. Как уже говорилось, в Женеве у Бибергаля жила сестра Вера с мужем – художником Василием Доениным[25], сыном дальневосточного золото-промышленника-миллионера[26]. Вера и Василий в 1903 г. были вынуждены уехать из России в связи с преследованием их властями за антиправительственную деятельность. Василий был исключён из Петербургского университета[27], за супругами велась слежка, у агентов наружного наблюдения царской охранки оба проходили под кличками «Белая» и «Гигант»[28]. С Василием Доениным Виктор учился в гимназии, но тот был на два года старше.
Помогал Бибергалю в Женеве и Георгий Валентинович Плеханов, которому отец Виктора помог скрыться от полиции во время демонстрации у Казанского собора в Петербурге в 1876 г. Сам же Александр Николаевич был арестован и получил 15-летний каторжный срок.
На берегах Женевского озера Виктор познакомился со студенткой медицинского факультета Женевского университета Евгенией Григорьевной Рейхсфельд. Она была увлечена революционными идеями, бегала слушать диспуты эсеров, выступления Г.В. Плеханова, молодого социал-демократа В.И. Ульянова.
7 ноября 1905 г. Евгения и Виктор обвенчались в православном Женевском Крестовоздвиженском храме[29]. Поручителями по невесте выступили братья Синегубы, Евгений и Лев, а по жениху – князь Иван Цицианов, тоже сын политкаторжанина, отбывавшего свой срок в Сибири вместе с отцом Евгения на Карийской каторге.
Следует заметить, что в 1905 г. в Женеве собрались все дети А.Н. Бибергаля: к Виктору и Вере добавилась и Катя, сбежавшая из очередной ссылки, на этот раз из Архангельска.
После Первой русской революции 1905 г. и объявления амнистии за политические преступления молодожёны весной 1906 г. вернулись на Родину. Дорога домой не обошлась без приключений. Бибергали везли с собой нелегальную литературу. Евгения Григорьевна была склонна к полноте, Плеханов даже поддразнивал её: «Московская купчиха». Этим воспользовались и вокруг живота сделали широченный пояс, битком набитый нелегальной литературой. Женя едва тащила этот груз. На беду, в Киеве, на вокзале, она сделала неосторожное движение, и всё посыпалось. К счастью, поблизости не было жандармов. Обошлось[30].
В Москве Виктор восстановился в университете, правда, уже на юридическом факультете. Евгения подумывала об открытии зубоврачебного кабинета. Но жизнь брала своё – в 1907 г. родился первенец – сын Анатолий[31].
Из архива Григория Бибергаля (Москва)
Неожиданно счастливая семейная жизнь дала трещину. Вращаясь в кругах революционной молодёжи, Виктор познакомился с Ольгой Жилиной, слушательницей историко-философского факультета Московских высших женских курсов Герье[32]. К этому времени она уже побывала в Париже, где в 1906 г. закончила курсы французского языка и литературы при Сорбонне. Ольга была дочерью богатого купца из Великого Устюга,
Григория Павловича Жилина. Зашла речь о разводе. Оформить развод в дореволюционной России было очень трудно. А тут ещё в дело вмешался отец Евгении, Григорий Маркович Рейхсфельд, известный в Ростове-на-Дону врач-педиатр. Он решительно потребовал у Бибергаля отступного, причём весьма значительную сумму. У Виктора таких денег не было, но помог отец Ольги, передав будущему зятю требуемую сумму. На эти деньги Евгения Григорьевна приобрела необходимое стоматологическое оборудование, медикаменты, материалы и сняла помещение на Малой Бронной для зубоврачебного кабинета. Однако проработала она в Москве недолго и вскоре покинула Москву, уехав к отцу в Ростов. Здесь она приступила к врачебной практике, организовав кабинет стоматологической помощи на квартире отца.
Преодолев все трудности развода, Виктор Бибергаль начал новую жизнь. В 1908г. у супружеской четы родился сын Сергей[33].
Окончив университет в 1911 г., В. А. Бибергаль занял должность помощника присяжного поверенного Московской судебной палаты. Семья поселилась в доме № 15 по 7-му Ростовскому переулку. Окна квартиры выходили на Москву-реку и здание Брянского вокзала.
Шли годы. Виктор Александрович был полностью занят адвокатской деятельностью, заботами о семье. Ольга Григорьевна в 1912 г. поступила на работу в частную гимназию Л. Ф. Ржевской в качестве классной надзирательницы. В 1916 г. семья переехала в более просторную и комфортабельную квартиру в 7-этажном доходном доме, в престижном районе по адресу ул. Пречистенка, дом 5.
К этому времени В. А. Бибергаль сделал важный шаг в карьере: он стал уже присяжным поверенным. А 1 февраля 1917 г. в семье произошло ещё одно важное событие: родилась дочь, которую крестили 22 февраля, назвав Татьяной. Крёстными родителями стали брат Ольги Николай Григорьевич Жилин и тётка Елизавета Алексеевна Кострова[34]. Крестили девочку неподалёку, наискосок от их нового дома, в церкви Сошествия Св. Духа. Сейчас на месте церкви стоит вестибюль станции метро «Кропоткинская». К сожалению, девочка умерла в младенчестве.
Жить на Пречистенке семье Бибергалей пришлось недолго. Наступили новые времена. Грянула Февральская революция 1917 г., которую Бибергаль принял всем сердцем. Радость была вдвойне значима, потому что из ссылки, а ей предшествовало 7-летнее пребывание на каторге, вернулась сестра Виктора Екатерина. Но с каждым днём обстановка ухудшалась. Анархия на улицах города, поднялись цены на продовольствие, его стало не хватать. Вместе с введенной в 1916 г. карточной системой появился чёрный рынок, на котором цены по сравнению с довоенными стали в 16 раз больше на хлеб, в 27 раз – на сахар и в 20 раз – на картофель. После долгих размышлений было принято непростое решение – уехать в Великий Устюг, к родителям Ольги Григорьевны. Здесь жить было попроще. Цены на продовольствие значительно ниже, чем в Москве, хотя и в Устюге ощущался дефицит отдельных продуктов питания. Важным моментом было и то, что не нужно было платить за квартиру, так как поселились они в прекрасном двухэтажном доме матери Ольги, в самом центре Великого Устюга. Ольга быстро нашла работу, устроившись учительницей французского языка в женскую гимназию.
Виктору в Устюге поначалу пришлось трудновато – ни друзей, ни знакомых. Работы тоже нет.
Но мало-помалу всё наладилось. Здесь Виктор Александрович нашёл единомышленников – членов партии эсеров, вёл самую активную общественно-политическую жизнь:публиковался в меньшевистской газете «Волна» (у эсеров в Устюге не было своего печатного органа), выступал на различных митингах и собраниях.
9 ноября 1917 г., спустя две недели после Октябрьского переворота, Бибергаль принял участие в экстренном заседании Великоустюгской городской думы, где обсуждался вопрос об организации городской самоохраны. Только что вернувшийся из Москвы, куда он выезжал по делам, Бибергаль рассказал собравшимся о боях юнкеров с красногвардейцами, разрушениях города и Кремля, многочисленных жертвах с обеих сторон. Бибергаль настаивал на срочном создании добровольных дружин по охране общественного порядка и формировании специальной комиссии при городской думе для руководства этими дружинами. Практически все выступающие поддержали его предло-жение. Против выступил один-единственный оратор – большевик И. М. Шумилов. Он заявил, что “не видит никакой угрозы городу от погромов, а потому учреждать самоохрану преждевременно”[35]. 15 ноября на страницах газеты «Волна» В. А. Бибергаль вновь призывал жителей Устюга встать в ряды самообороны, «сплотиться во имя порядка и спокойствия в городе и уездах»[36].
Жизнь показала правоту настойчивых требований эсера Бибергаля и ошибочность самоуверенного заявления большевика Шумилова на экстренном заседании думы. Всего через полтора месяца, 5 января 1918 г., группа солдат, возвратившихся с фронта, начала погром казённого винного склада. Вспыхнул пожар, который продолжался до 9 января. На третий день пожара произошёл взрыв цистерны со спиртом. В результате погрома городу был нанесён ущерб около миллиона рублей. Но самое страшное было то, что в результате погромов погибло более 400 человек[37]. Для наведения порядка в город были вызваны солдаты из Котласа, а затем отряд красногвардейцев из Вологды. Город был объявлен на военном положении. Как отмечала газета «Северо-Двинский край», «успокоение в городе возросло, и жизнь стала входить в свою обычную колею отчасти и потому, что организована была обязательная самоохрана: всё мужское население, способное к самообо-роне, было мобилизовано, были установлены правильные ночные дозоры, беспрерывные караулы и проч.»[38].
Бибергаль категорически не принял захват власти большевиками. 18 ноября 1917 г., открывая митинг, посвящённый выборам в Учредительное собрание в помещении Союза торгово-промыш-ленных служащих, он сказал: «Теперь же власть захватила какая-то кучка большевиков, которая опирается даже не на партию, а только на одну треть социал-демократии. И горе будет России, если эти безумцы сорвут Учредительное собрание, если случится так, то тогда уже ставится вопрос о существовании России». Митинг закончился ещё одной речью Бибергаля, который призывал голосовать за список партии социалистов-революционеров, так как «его выставляет самая старая партия и самая верная защитница трудового народа»[39].
Как в воду глядел Виктор Александрович: через полтора месяца матрос Железняков, начальник караула Таврического дворца, обращаясь к депутатам Учредительного собрания, произнёс историческую фразу: «Караул устал и хочет спать!» Депутаты были вынуждены покинуть зал заседаний. Так закончилась, едва успев начаться, история представительного органа России, созванного в январе 1918 г. для определения государственного устройства страны.
21 января 1918 г. в Великом Устюге был создан новый орган власти – объединённый центральный комитет Советов (ОЦЕКСОВ). В него вошли представители от Великоустюгского Совета рабочих и солдатских депутатов, Совета крестьянских депутатов, от городской думы, земской управы и уездного временного правительствен-ного комитета. Комиссаром земледелия был избран В. А. Бибергаль[40].
В июне 1918 г. из пяти северо-восточных уездов Вологодской губернии была создана Северо-Двинская губерния с центром в Великом Устюге. Председателем Северо-Двинского губернского исполкома стал левый эсер А. Л. Менциковский, направленный сюда из Москвы. Менциковский и Бибергаль быстро нашли общий язык. В результате правый эсер Бибергаль перешёл на позиции левых социал-революционеров. В местной большевистской газете «Крестьянские и рабочие думы» по этому поводу появились язвительные стишки:
Я ваш, я ваш, чего ж вам боле?
Ведь я эсером левым стал!
Теперь, конечно, в вашей воле,
В Губисполком чтоб я попал[41].
Действительно, Виктор Александрович стал членом губернского исполнительного комитета и занял пост заведующего губернского земельного отдела.
События продолжали развиваться, и 28 ноября 1918 г. состоялось общее собрание эсеров великоустюгской группы. Собрание приняло решение о признании «необходимым непременное слияние с партией коммунистов-большевиков»[42]. Забегая вперёд, скажем, что спустя год с небольшим В. А. Бибергаль был принят в ряды РКП(б).
Далеко не всё хорошо обстояло в семейной жизни. 14 октября был арестован тесть Бибергаля, Григорий Павлович Жилин. Правда, пробыл он в тюрьме недолго, всего месяц, но 26 ноября последовало новое несчастье: дом тёщи Бибергаля реквизировали. По иронии судьбы, вскоре в нем расположился губернский земельный отдел[43], которым, как уже говорилось, заведовал Виктор Александрович. Привлекли Бибергаля и к работе по специальности: он стал сотрудничать с губернским Ревтрибуналом.
Шла гражданская война. Белогвардейцы при поддержке интервентов добились определённых успехов. Белые стремились к Котласу, а там было уже недалеко и до Великого Устюга. В начале ноября 1919 г. Виктора Александровича направили за 400 вёрст вверх по Вычегде с заданием вывезти запасы дефицитной поваренной соли с Серёговского солеваренного завода. Выполнив задание и вернувшись в Устюг, Бибергаль докладывал на заседании Северо-Двинского губернского Ревтрибунала о сложнейшей обстановке в Яренском и Усть-Сысольском уездах: “Настроение крестьян антисоветское. В Усть-Сысольске сил нет, отсутствуют винтовки, патроны и продовольствие. Телефон кончается в Визинге. Белые для привлечения населения раздают ему весь хлеб с ссыпных пунктов. При настоящем положении… отряд белых даже в количестве 50 человек может свободно занять Усть-Сысольск»[44].
В 1920 – 1921 гг. Бибергаль работал в Северо-Двинском губернском совнархозе.
5 мая 1922 г. в семье произошло прибавление: родилась дочь Татьяна. Но и тут – новый поворот судьбы: Бибергаль увлекается Софьей Антоновной Флаксман, девушкой на двадцать лет младше него, дочерью местного часовщика. Зарегистрировав брак, они уезжают в Москву, а затем их следы на какое-то время теряются.
Вновь фамилия Бибергаля возникает в 1934 г. в списке работников Тубинского золотодобывающего рудника (ныне с. Ургаза Баймакского р-на Республики Башкортостан), где он занимал должность начальника планового отдела. В марте 1937 г. семья Бибергалей переезжает в Уфу, здесь Виктор Александрович работал в тресте «Башзолото».
В 1941 г. супруги жили в Ленинграде. С началом Великой Отечественной войны 59-летний В. А. Бибергаль несмотря на преклонный возраст не стал отсиживаться дома, и как 41 год назад (и тоже в июле!) он добровольцем отправляется на фронт в составе 1-го стрелкового полка 3-й Ленинградской дивизии народного ополчения.
15 июля 1941 г. 1-й полк был отправлен с Витебского вокзала в Великий Новгород, на станцию Верест, в распоряжение командования Северо-Западного фронта. Полк занял боевой рубеж на правом берегу Луги. В течение месяца подразделения полка занимались инженерной подготовкой рубежей, боевой подготовкой. Не раз и не два, роя окопы на берегу Луги, вспоминал Бибергаль жаркие дни июля 1900 г., когда он с десятками добровольцев-благовещенцев ночами устраивал ложементы на набережной Амура.
С 15 по 20 августа противник предпринял несколько попыток наступления. Сначала атаки противника удавалось успешно отбивать. Но по мере отхода войск левого фланга положение полка становилось все более серьёзным. Последующие дни были заполнены непрерывными боями и утомительными переходами. В итоге подразделения полка оказались в окружении. Только 16 сентября ополченцы с боем прорвались из окружения в районе города Пушкина. Всего в Ленинград вышло около 400 человек — бойцов различных подразделений 1-го полка. Бибергаля среди них не было… В справке, полученной Софьей Антоновной, значилось: “пропал без вести в октябре 1941г.”
Софья Антоновна работала в Дирекции Ленинградской городской радиотрансляционной сети, пережила блокаду. Награждена медалью «За оборону Ленинграда» (13.04.1944).
Из архива Григория Бибергаля (Москва).
Анатолий, сын от первого брака, стал известным физиком, доктором технических наук, специалистом в области радиоактивных изотопов. Во время Великой Отечественной войны работал на одном из оборонных предприятий, создатель первых аппаратов для контроля радиометрическими методами качества брони танков и кораблей. В 1962 г. был удостоен Государственной премии СССР. Умер в 1973 г.
Сергей, сын от второго брака – военный топограф, майор. Участник Великой Отечественной войны. Награждён орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» Умер в 1968 г.
Дочь Татьяна (в замужестве Якирина) – искусствовед, закончила Ленинградский государственный университет, кандидат наук. Участница Великой Отечественной войны, переводчик разведотделения штаба 191-й стрелковой дивизии. Была ранена 3 октября 1944 г. при выполнении задания начальника разведки 191-й стрелковой дивизии в подразделениях 559-го стрелкового полка. В это время дивизия вела боевые действия на территории Эстонии. Эвакуирована в Ленинград, проходила лечение до 10 декабря 1944 г.[45] Награждена орденом Отечественной войны I степени (6.04.1985).
Больше всех испытаний выпало на долю старшей сестры Виктора, той самой Кати, в которую был влюблён Александр Грин. Бескомпромиссная, бесстрашная, она не изменяла своим убеждениям и принципам. Член партии социалистов-революционеров, состояла в боевой организации ЦК партии. Активная участница революции 1905—1907 годов в России. В 1907 году приговорена к 8 годам каторжного заключения. В советское время, в 1930 г., сослана на поселение как «социально опасный элемент», а в 1938 г. получила десятилетний срок, который отбывала в «инвалидном» лагере Баим в Кемеровской области. После освобождения в 1948 г. была сослана в Карелию, где она работала библиотекарем на станции Лоухи. После смерти Сталина смогла вернуться в Ленинград, жила у вдовы брата Виктора, Софьи Антоновны. В возрасте 77 лет сломала ногу, которую пришлось ампутировать. Умерла в 1959 г. Реабилитирована 7 сентября 1989 г.
Тамара Милютина, отбывавшая свой срок вместе Екатериной Александровной, так вспоминала о ней: «В Баиме в хорошую погоду, с весны и до поздней осени, можно было видеть ее у южной стены 15-го барака, сидящую на раскладном табурете и читающую книжку. Всегда подтянутая, аккуратно одетая и причесанная, летом неизменно с белым воротничком, тоненькая и легкая. Ей тогда было больше шестидесяти, но никакой старости в ней не чувствовалось. Наоборот – было в ней даже что-то девическое. И волосы, мелко и круто вьющиеся, чудились золотистыми, несмотря на явную седину»[46].
Завершая рассказ о Викторе Бибергале, хотелось бы обратить внимание читателя на то, что практически вся его непростая жизнь уместилась между двумя важнейшими поступками. В 1900г. он 18-летним юношей по зову сердца встал в ряды защитников Благовещенска, а 41 год спустя, в возрасте почти 60 лет, не раздумывая, добровольцем отправился защищать Ленинград. Многое видел, через многое прошёл Виктор Бибергаль. К его судьбе можно отнести поэтические строки Г. И. Чулкова, спутника Виктора по якутской ссылке 1902 – 1903 гг.:
И странных слов безумный хоровод,
И острых мыслей огненное жало,
И сон, и страсть, и хмель, и сладкий мед,
И лезвие кровавого кинжала,
И дивных роз волшебное вино…
И всё же главным в его жизни, в его характере была готовность к самопожертвованию, к решительному шагу в трудные минуты для Родины. Его потомкам есть кем гордиться, есть на кого равняться.
Автор выражает искреннюю признательность и благодарность Татьяне Сергеевне Бибергаль (Омск) и Григорию Леонидовичу Бибергалю (Москва) за предоставленные материалы и фотографии.
Источники и литература:
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 102. Оп. 100. Д. 1651 (О бывшем студенте Московского университета Евгении Сергеевиче Синегубе. 19.03.1902 – 22.08.1902).
ГАРФ. Ф. 63. Оп. 44. Д. 52, 1019, 1918 (дневники наружного наблюдения).
Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Ф. 14. Оп. 3. Д. 37077 (Личное дело студента В. Е. Доенина). Л. 22.
Центральный архив Министерства обороны (ЦАМО). Ф. 33. Оп. 690155. Д. 5501. Л. 41.
Центральный государственный архив Москвы (ЦГА Москвы). Ф. 2125. Оп. 2. Д. 51 (Духосошественская церковь у Пречистенских ворот. Метрическая книга о родившихся). Л. 1об.– 2.
Архив военно-медицинских документов. Оп.: Ленинградская картотека. 1943-1945 гг. Ящик: 291-23.
Вологодский областной архив новой политической истории (ВОАНПИ). Ф. П-741. Оп. 1. Д. 343.
Великоустюгский центральный архив (ВУЦА). Ф. Р-997. Оп. 3. Д. 122. Письмо Назарьева Н.В. краеведу Кудрину Н.М. Л. 7 об.
ВУЦА. Ф. Р-20. Оп. 2. Д. 113 (Дело о содержании под стражей гр. Жилина Г. П. и др.).
Выписка из метрической книги Женевской Крестовоздвиженской церкви при Императорской Российской миссии за 1905 год. Семейный архив Г. Л. Бибергаля (Москва).
Алексеев Алексей. Алые паруса смерти / Глобальный еврейский онлайн центр: https://jewish.ru/ru/stories/literature/184930/ (дата обращения 27.01.2023).
Бибергаль. Текущий момент. Волна. № 91. 15.11.1917. С. 2-3.
Благовещенцы. 1858-1920 годы: справочник-указатель. Сост.: В. Н. Абеленцев, А. А. Гаршин. [Электронный ресурс] (дата обращения 8.01.2023).
Борьба бедноты. № 63 от 12.12.1918.
Грин А. С. Автобиографическая повесть. Собр. соч. в 6 тт. Изд-во «Огонек», М., 1965. Т. 6. С. 351 – 353.
Кирхнер А. В. Осада Благовещенска и взятие Айгуна. Благовещенск, 1900.
Кудрин Н. М. Запечатленная память: записки краеведа. Архангельск, 1986. С. 61, 67.
Милютина Т. П. Люди моей жизни. Тарту: Крипта. 1997. С. 186.
Митинг 18 ноября. Волна. № 94. 25.11.1917.
Никитина К. Осада Благовещенска китайцами в 1900 году (Из воспоминаний) // Исторический вестник. № 10. 1910.
Очевидец. Подробности разгрома винного склада в Устюге. Северо-Двинский край. № 96. 12.01.1918. С. 3.
Правительственное сообщение / Московский листок. № 72. 13.03.1902.
Правительственные бесчинства в Москве / Искра. № 18. 10.03.1902.
Российская Еврейская энциклопедия.
Синегуб Е. С. Из записок невольного туриста / Русское богатство. 1910. № 9, 10, 11, 12.
Спиридович А. И. Записки жандарма. Харьков: изд. «Пролетарий», 1928.
Троцкий Л. Д. Ф. Дзержинский / А. Луначарский, К. Радек, Л. Троцкий. Силуэты: политические портреты. М.: Политиздат, 1991.
Чарушин Н. А. О далеком прошлом. Москва: Изд-во Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1931.
Чебыкина Г. Н. Великоустюгская женская гимназия / Великий Устюг: краеведческий альманах. Вып. 4. Вологда, 2007.
Чебыкина Г. Н. Великий Устюг. Летописная книга XII – XXI века. Великий Устюг, 2007.
Чулков Г. И. Годы странствий: из книги воспоминаний. М., 1930.
Экстренное заседание Думы. Волна. № 92. 18.11.1917. С. 3.
Яловая Наталья. Александр Грин: хроника жизни и творчества. 1880-1910 гг. Сайт Александр Грин: http://grin.lit-info.ru/grin/bio/yalovaya-hronika-zhizni/yalovaya-1880-1910.htm (дата обращения 27.01.2023).
Ясный В. К. Год рождения – девятьсот семнадцатый. М.: ИНТЭК ЛТД, 1997. С. 10.
[1] Синегуб Сергей Силович (1851―20.11.1907) – отец ближайшего друга В. А. Бибергаля, Евгения Синегуба. Поэт, участник кружка чайковцев, приговорённый по «делу 193-х» к 9 годам каторжной тюрьмы. Два года провел в одиночном заключении в Петропавловской крепости и ещё два года – в Доме предварительного заключения. Автор сборников «Стихотворения» (1906) и воспоминаний «Записки чайковца» (1906).
[2] Чарушин Н. А. О далеком прошлом. Москва: Изд-во Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1931. С. 25.
[3] Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД)— железнодорожная магистраль, проходившая по территории Маньчжурии и соединявшая Читу с Владивостоком и Порт-Артуром. Дорога построена в 1897—1903 годах как южная ветка Транссибирской магистрали. КВЖД принадлежала Российской империи, обслуживалась и охранялась её подданными.
[4] Никитина К. Осада Благовещенска китайцами в 1900 году (Из воспоминаний) // Исторический вестник. № 10. 1910. С. 215.
[5] Благовещенцы. 1858-1920 годы: справочник-указатель. Сост.: В. Н. Абеленцев, А. А. Гаршин. [Электронный ресурс] (дата обращения 8.01.2023).
[6] Правительственные бесчинства в Москве / Искра. № 18. 10.03.1902. С. 1 – 2.
[7] Правительственное сообщение / Московский листок. № 72. 13.03.1902. С. 2.
[8] Синегуб Евгений Сергеевич (1881 – 1953). Поэт, журналист, геолог-минеролог. Сын революционера-народника. Родился в Чите. Участвовал в революционном движении, некоторое время жил за границей. (В службе наружного наблюдения Московского охранного отделения проходил под кличкой «Купорос»). В 900-х гг. печатался как поэт в газете «Сибирская жизнь» (Томск) и некоторых других сибирских периодических изданиях, а также в литературных сборниках. Позднее был сотрудником газеты «Русские ведомости». В «Амурском крае» (Благовещенск) опубликовано несколько его стихотворений. В 1910 журнал «Русское богатство» опубликовал его воспоминания «Записки невольного туриста». В советское время занимался научной работой в области минералогии.
[9] Синегуб Е. С. Из записок невольного туриста / Русское богатство. 1910. № 9. С. 63.
[10] Чулков Г. И. Годы странствий: из книги воспоминаний. М., 1930. С. 17.
[11] Чулков Г. И. Годы странствий: из книги воспоминаний. М., 1930. С. 27.
[12] Троцкий Л.Д. Ф. Дзержинский //А. Луначарский, К. Радек, Л. Троцкий. Силуэты: политические портреты. М.: Политиздат, 1991. С. 292–293.
[13] Чулков Г. И. Годы странствий: из книги воспоминаний. М., 1930. С. 30.
[14] Фигнер Вера Николаевна – революционерка, террористка, член Исполнительного комитета «Народной воли». Участвовала в подготовке покушений на Александра II в Одессе (1880) и Петербурге (1881). В описываемое время отбывала пожизненное заключение в Шлиссельбургской крепости.
[15] Новая Александрия – ныне Пулавы, город на юго-востоке Польши, в Люблинском воеводстве.
[16] Доенин Василий Евгеньевич, (р. 1881), благовещенский купец 2-й гильдии (1911–1914), наследник Е.В. Доенина (1903–1918). Член совета и Съезда золотопромышленников Амурского и Буреинского горных округов. Гласный городской думы (1910–1914), казначей и старший член Общества коннозаводства (1913). Домовладелец (совместно с братьями): ул. Муравьевская / Семинарская, 66/4. Жена — Вера Александровна (р. 1881); сын — Евгений (р. 1905). Благовещенцы. 1858-1920 годы: справочник-указатель. Сост.: В. Н. Абеленцев, А. А. Гаршин. [Электронный ресурс] (дата обращения 28.01.2023).
http://old.museumamur.org/bibliography/%D0%94?Bibliography_page=5&ysclid=ldf64qwvw1438655289
[17] Алексей Алексеев. Алые паруса смерти / Глобальный еврейский онлайн центр: https://jewish.ru/ru/stories/literature/184930/ (дата обращения 27.01.2023).
[18] Грин А. С. Автобиографическая повесть. Собр. соч. в 6 тт. Изд-во «Огонек», М., 1965. Т. 6. С. 350.
[19] Яловая Наталья. Александр Грин: хроника жизни и творчества. 1880-1910 гг. Сайт Александр Грин: http://grin.lit-info.ru/grin/bio/yalovaya-hronika-zhizni/yalovaya-1880-1910.htm (дата обращения 27.01.2023).
[20] Грин А. С. Автобиографическая повесть. Собр. соч. в 6 тт. Изд-во «Огонек», М., 1965. Т. 6. С. 351 – 353.
[21] Синегуб Е. С. Из записок невольного туриста / Русское богатство. 1910. № 9. С. 61.
[22] la quête, франц. – сбор пожертвований, чаевых.
[23] Синегуб Е. С. Из записок невольного туриста / Русское богатство. 1910. № 9. С. 82 – 83.
[24] Синегуб Е. С. Из записок невольного туриста / Русское богатство. 1910. № 10. С. 64–65.
[25] Доенин Василий Евгеньевич, (р. 1881), благовещенский купец 2-й гильдии (1911–1914), наследник Е.В. Доенина (1903–1918). Член совета и Съезда золотопромышленников Амурского и Буреинского горных округов. Гласный городской думы (1910–1914), казначей и старший член Общества коннозаводства (1913). Домовладелец (совместно с братьями): ул. Муравьевская / Семинарская, 66/4. Жена — Вера Александровна (р. 1881); сын — Евгений (р. 1905). Благовещенцы. 1858-1920 годы: справочник-указатель. Сост.: В. Н. Абеленцев, А. А. Гаршин. [Электронный ресурс] (дата обращения 28.01.2023).
http://old.museumamur.org/bibliography/%D0%94?Bibliography_page=5&ysclid=ldf64qwvw1438655289
[26] Алексей Алексеев. Алые паруса смерти / Глобальный еврейский онлайн центр: https://jewish.ru/ru/stories/literature/184930/ (дата обращения 27.01.2023).
[27] Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Ф. 14. Оп. 3. Д. 37077 (Личное дело студента В.Е. Доенина). Л. 22.
[28] Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 63. Оп. 44. Д. 52, 1019, 1918 (Дневники наружного наблюдения Охранного отделения).
[29] Выписка из метрической книги Женевской Крестовоздвиженской церкви при Императорской Российской миссии за 1905 год. Семейный архив Г.Л. Бибергаля (Москва).
[30] Ясный В. К. Год рождения – девятьсот семнадцатый. М.: ИНТЭК ЛТД, 1997. С. 10.
[31] Российская Еврейская энциклопедия.
[32] Чебыкина Г. Н. Великоустюгская женская гимназия / Великий Устюг: краеведческий альманах. Вып. 4. Вологда, 2007.
[33] Центральный архив Министерства обороны (ЦАМО). Ф. 33. Оп. 690155. Д. 5501. Л. 41.
[34] ЦГА Москвы. Ф. 2125. Оп. 2. Д. 51 (Духосошественская церковь у Пречистенских ворот. Метрическая книга о родившихся). Л. 1об.–2.
[35] Экстренное заседание Думы. Волна. № 92. 18.11.1917. С. 3.
[36] Бибергаль. Текущий момент. Волна. № 91. 15.11.1917. С. 2-3.
[37] Кудрин Н. М. Запечатленная память: записки краеведа. Архангельск, 1986. С. 61.
[38] Очевидец. Подробности разгрома винного склада в Устюге. Северо-Двинский край. № 96. 12.01.1918. С. 3.
[39] Митинг 18 ноября. Волна. № 94. 25.11.1917
[40] Чебыкина Г. Н. Великий Устюг. Летописная книга XII – XXI века. Великий Устюг, 2007. С. 98.
[41] Великоустюгский центральный архив (ВУЦА). Ф. Р-997. Оп. 3. Д. 122. Письмо Назарьева Н.В. краеведу Кудрину Н.М. Л. 7 об.
[42] Борьба бедноты. № 63 от 12.12.1918.
[43] Кудрин Н. М. Запечатленная память: записки краеведа. Архангельск, 1986. С. 67.
[44] Жеребцов И. Л., Таскаев М. В. Черные годы. Революция и гражданская война в Коми крае. 1917 – 1921. Сыктывкар: Фонд «Покаяние», 2001. С. 234.
[45] Архив военно-медицинских документов. Оп.: Ленинградская картотека. 1943-1945 гг. Ящик: 291-23.
[46] Милютина Т. П. Люди моей жизни. Тарту: Крипта. 1997. С. 186.