К истории отношений Александра Грина и Екатерины Бибергаль.
Они встретились в Севастополе осенью 1903 года. Оба были молоды (23 года) и увлечены революционными идеями. Их знакомство длилось недолго, но этого времени хватило, чтобы душой Грина овладела всепоглощающая страсть. Он предлагал ей руку и сердце, но она больше любила революцию. Грин страдал, и как у всякого большого художника, личное чувство трансформировалось в творчество. В героинях его ранних рассказов о революционерах (1907–1908) явно угадываются черты любимой женщины
Спустя годы образ Екатерины Бибергаль вновь вспыхнет в его памяти, и он расскажет о ней в «Автобиографической повести», своей последней книге, которая вышла в свет летом 1932 года. Работая над книгой во времена жестокого преследования инакомыслия, Грин, очевидно, не желая навредить эсерке Бибергаль, не только не назовет ее настоящего имени, дав ласковое прозвище «Киска» (так, по его словам, ее звали городские знакомые), но даже штрихами не обозначит ее портрет.
…В Феодосийском музее А.С.Грина хранится копия дела департамента полиции о Екатерине Бибергаль 1903 года, где в одном из протоколов имеется следующая запись: «Бибергаль Екатерина Александровна, дочь благовещенского мещанина, родилась 24 марта 1880 года. Место рождения: Карийские прииски Забайкальской области.Православная…» Закончив в Благовещенске гимназию, Екатерина поступила в Петербурге на Высшие женские (Бестужевские) курсы. Однако, избрала путь профессиональной революционерки, пойдя по стопам отца, известного народовольца А.Н.Бибергаля. В 1901 году за участие в студенческих демонстрациях она была выслана под гласный надзор полиции в Севастополь, где сразу же включилась в революционную работу.
«Киска имела связи среди рядовых крепостной артиллерии и матросов флотских казарм, — пишет Грин.— Сама она была выслана из Петербурга в Севастополь на три года под надзор полиции. Я долго ломал голову, стараясь понять, чем руководствуется охранное отделение, посылая революционеров и революционерок в такие центры военной силы, как Севастополь, но никакого объяснения не нашел».
В сентябре 1903 года по заданию ЦК партии эсеров в город прибыл Александр Гриневский (будущий писатель Грин). Тогда же состоялось его знакомство с Екатериной Бибергаль, и вспыхнула любовь к необыкновенной девушке. Вот как описывает портрет Бибергаль ее знакомая Ольга Тарасова в воспоминаниях «Семейная хроника»: «В меру высокая, тоненькая, с легкой походкой, с тонкими чертами лица, с головкой, обрамленной, как ореолом, русыми пышными, волнистыми волосами, с карими, лучистыми глазами, она была обаятельна. Голос нежный, чистый».
И при этом — сильная, волевая натура, бойцовский характер. Неслучайно в одном из донесений прокурору Одесской судебной палаты сообщалось: «Главными руководителями преступной пропаганды среди нижних чинов и флота, и крепостной артиллерии являются одни и те же лица — Екатерина Бибергаль и Александр Гриневский…» Когда 11 ноября 1903 года Грин был арестован и заключен в тюрьму, Бибергаль стала одним из организаторов его побега. «Между тем Киска добыла на побег 1000 рублей, — пишет Грин. — Было куплено парусное судно, чтобы отвезти меня на нем в Болгарию; за 100 рублей был подкуплен извозчик, на котором должен был я, перебравшись через стену тюрьмы, скакать к отдаленной бухте, где ожидало судно…»
Екатерина Бибергаль (верхний ряд, 3-я слева) Нерчинская каторга., (март 1917 года) Архив Р. Фиалки
Однако, 17 декабря, в день побега, закончившегося провалом, Бибергаль была уже далеко от Севастополя — на пути в Архангельскую губернию, куда была выслана 15 декабря 1903 года под надзор полиции сроком на 3 года.
По рассказам писателя Вере Павловне Калицкой, его первой жене, он «из тюрьмы послал Е. Бибергаль свою карточку, писал ей стихи и письма». А если принять во внимание автобиографичность творчества Грина, становится очевидным, что и Бибергаль писала ему в тюрьму. Об этом Грин говорит в рассказе «На досуге» (1907), где один из персонажей — политический заключенный Козловский, прототипом которого, несомненно, был сам писатель, получает от невесты письма из Швейцарии. Именно туда бежала Екатерина Александровна из архангельской ссылки.
Маленькую зарисовку ссылки делает в своих мемуарах Тарасова, сосланная туда позже: «Катя предложила мне поселиться у них. Она с мамой жила в отдельном маленьком домике, стоящем особняком на холме. Александре Александровне было не более 50-ти лет, а мне она казалась старушкой. Бесконечно добрая, тихая, скромная, небольшого роста, приятная лицом, она взяла нас под свое крылышко. Зажили мы чудесно. Катя уже была знакома со многими ссыльными, которых, конечно, тянуло к этому уютному домику. Ссылка в те годы была огромная. <…> Все ссыльные получали из казны на жизнь по 7 рублей в месяц. При тогдашней дешевизне на них все же трудно было прожить. Ссыльные старались подработать, кто уроками, кто физическим трудом. Многие получали из дома. Имущие давали в общую кассу из своих денег, кто сколько мог. Неимущим помогали. В то время в архангельской ссылке было много интеллигенции. Многие старались вернуться к революционной работе. О том же думали и мы с Катей».
Зимой 1905 года девушки бежали из ссылки. В донесении управляющего карательной полиции Ушакова в департамент полиции № 5118 от 23 августа 1905 года сообщалось: «По прибытии в пределы Архангельской губернии, в январе 1904 года Бибергаль была выдворена на время срока надзора полиции в Холмогоры. Затем в марте того же года была переведена в Архангельск, откуда 15 февраля 1905 года неизвестно куда скрылась».
Много лет спустя эта тайна раскроется в мемуарах Тарасовой. Среди ссыльных оказался Сергей Андреевич Никонов, врач, один из лидеров севастопольской организации эсеров и общий знакомый девушек. По словам Тарасовой, «он был душой ссылки, он и лечил ссыльных и помогал, чем мог. Он же стал организатором побега девушек. Ольга была переправлена в Париж, Екатерина — в Женеву.
«После амнистии 1905 года, — пишет В.Калицкая, — Екатерина Александровна вернулась из Швейцарии в Петербург. К ней и спешил Александр Степанович, освободившись из тюрьмы: она еще в Севастополе обещала стать его женой. Но в Петербурге начались между ними нелады». В январе 1906 года они окончательно расстались. Однако, Бибергаль, по рассказу ее знакомой Ринны Штейн, помнила всю жизнь, что «с А.Грином у нее был роман».
Спустя год, весной 1907-го, Бибергаль снова была арестована по подозрению в участии в заговоре с целью покушения на Николая II и осуждена на 10 лет каторжных работ. По воле судьбы в Доме предварительного заключения в одной камере с ней оказалась Ольга Тарасова.
Вспоминая об этом процессе, Тарасова пишет: «Ряд привлеченных по делу лиц никакого отношения к нему не имели. Тут сводились счеты за прошлые дела. В своей обвинительной речи прокурор намекнул, что ему известно о том, что в прошлом они занимались революционными делами. Например, Катя Бибергаль с „заговором“ абсолютно никак не была связана, но много работала как пропагандист среди севастопольских моряков. <…> Жестокие приговоры были вынесены не на реальном основании текущего дела. Приговоры были такие: <…> пять человек на каторгу: Катя Бибергаль — женская Мальцевская тюрьма возле Нерчинска».
По воспоминаниям В.Калицкой, «когда вышла в 1913 году книга А.Грина „Штурман „Четырех ветров““, Е.Бибергаль была на каторге. Александр Степанович послал ей туда эту книгу, и она могла узнать себя в героине „Маленького комитета“». Вот как Грин рисует этот образ в рассказе 1908 года: «Комитет ходит в юбке. Ему девятнадцать лет, у него русые волосы и голубые глаза. Очень маленький комитет».
Как стало известно по последним данным, Бибергаль отбывала каторгу в Мальцевской тюрьме, затем — в Акатуйской, в Нерчинском горном округе Забайкалья, являвшейся одним из центров политической каторги. Освободилась в марте 1917 года.
Далее установлено, что в 1920–30-е годы Бибергаль была членом Общества политкаторжан. В 1925 году в газете «Известия» сообщалось о ее прибытии в Москву на похороны отца. Затем ее след затерялся, считалось, что она погибла в 1938 году, когда начались репрессии по отношению к членам Общества политкаторжан, ликвидированном в 1935 году.
И вот в 1997 году в свет вышла книга Тамары Милютиной «Люди моей жизни», в которой она рассказывает о дальнейшей судьбе Екатерины Александровны, об их знакомстве в 1943 году в Баиме, одном из Мариинских лагерей Кемеровской области. Именно туда Бибергаль была сослана в очередной раз.
«В Баиме в хорошую погоду, с весны и до поздней осени, можно было видеть ее у южной стены 15-го барака, сидящую на раскладном табурете и читающую книжку,— пишет Милютина.— Всегда подтянутая, аккуратно одетая и причесанная, летом неизменно с белым воротничком, тоненькая и легкая. Ей тогда было больше шестидесяти, но никакой старости в ней не чувствовалось. Наоборот — было в ней даже что-то девическое. И волосы, мелко и круто вьющиеся, чудились золотистыми, несмотря на явную седину. Как бы ни спешила я по своим обязанностям санитарки, меня тянуло к этому обаятельнейшему человеку. Она поднимала свое милое, умное лицо, опускала книгу на колени, внимательно и заинтересованно глядела на меня — и начинался наш разговор. Екатерину Александровну живо интересовали писатели, философы и поэты эмиграции. Я пересказывала ей содержание понравившихся мне когда-то книг, читала запомнившиеся мне стихи. Долгое время, проведенное в Александровском централе абсолютно без книг, заставило меня многое вспомнить. Иногда мы „путешествовали“ по Парижу — она его прекрасно знала. <…>
Дальнейшая судьба Екатерины Александровны Бибергаль сложилась трудно и трагично. В 1948 году закончился ее последний десятилетний срок, но этого показалось недостаточно, и она была отправлена в ссылку! У меня сохранился ее адрес, записанный в книжечку, которую я завела в 1955 году в Минусинске: „Кировская железная дорога. Станция Лоухи. С/школа. Библиотека“».
Здесь мы прервем рассказ Милютиной эпизодом из воспоминаний Ринны Штейн «Отблески» о Екатерине Бибергаль в Лоухах, где она работала библиотекарем. Их знакомство состоялось в 1950 году, когда Штейн после окончания Ленинградского университета прибыла туда на работу учительницей.
«Высокая, стройная, на мой молодой взгляд сильно пожилая женщина,— пишет Штейн, — приветливо улыбаясь, вышла ко мне навстречу. Выглядела она несовременно, как будто сошла со старой гравюры. Длинное прямое платье с отложным белоснежным воротничком. Седые волосы убраны в узел на макушке и слегка приспущены в виде напуска. <…> Говорила она тихо и как-то напряженно. Интеллигентность чувствовалась во всем ее поведении и речи. Словом, она мне очень понравилась, и я обрадовалась, узнав, что живет она в том же учительском доме, что и я. Мы подружились. <…>
С началом учебного года я поняла, какое сокровище эта Бибергаль! К детям она относилась замечательно, всех называла по именам. <…>
Всегда подтянутая, с неизменно белым воротничком, в туфлях на каблуках, она вызывала какое—то почтение. В мороз она ходила в шляпке пирожком, поверх которой надевала платок. С немудреным хозяйством справлялась сама, только дрова ей пилили и кололи, причем часто это делали мальчишки. Екатерина Александровна была человеком замкнутым и о себе рассказывала мало. Но постепенно я стала кое-что от нее узнавать. Конечно, она была из ссыльных. Сидела, была в лагерях, и в Лоухах оказалась на поселении.
Рассказывала, что была знакома с Блоком и Любовью Дмитриевной Менделеевой (его женой), а с А.Грином у нее был роман. С мужем их развели, и он умер. <…>
Когда умер Сталин в 1953 году, мы все были в полной растерянности, и мне захотелось поговорить с Екатериной Александровной. Я зашла к ней в библиотеку. Перед ней лежала развернутая газета с фотографией похорон тирана. Ближе всех к гробу стояли Берия и Маленков. Екатерина Александровна взглянула на меня, потом показала пальцем на физиономию Берии: „Не дай бог придти к власти этому человеку“, — это был первый раз, когда она заговорила на политическую тему».
Вот такое интересное дополнение к рассказу Т.Милютиной, скорее всего не знавшей этих подробностей. Но вернемся к ее мемуарам:
«Казалось бы, условия были сносные: работа в библиотеке, в тепле. Но однажды она упала очень неудачно (ей было уже 77 лет) и сломала ногу, которую пришлось отнять. Она долго болела. Была, наконец, реабилитирована! Каким-то чудом добралась до Ленинграда и последние годы жизни прожила у вдовы своего брата, которая занимала одну комнату в квартире, когда-то целиком принадлежавшей им всем (Ленинград, Карповка, 19, кв. 5). Обстановка там была очень трудная, и положение Екатерины Александровны — старой, с ампутированной ногой — было тяжелейшим. Умерла она в начале 60-х годов».
По последним данным Екатерина Бибергаль умерла в 1959 году, реабилитирована 7 сентября 1989 года.
Наталья Яловая, научный сотрудник Феодосийского музея Александра Грина