Ирина Панаиоти
(Феодосия)
Литературный критик Корнелий Люцианович Зелинский высоко оценивал творчество Александра Грина. Н.Н. Грин писала о его отношении к писателю : «..Вы любите А.С. по настоящему, изнутри, тепло…». Именно он дал знаменитое «условно-географическое» название «Гринландия» творческому пространству, где происходят события во многих произведениях Александра Грина.
Сын К.Л. Зелинского – Александр Зелинский – проделал огромную работу по сканированию и расшифровке эпистолярного архива Корнелия Люциановича. Мы очень благодарны ему за возможность изучить этот обширный материал, который добавил новые грани биографии Нины Николаевны Грин. Здесь будут процитированы избранные места из писем с 1933 до 1961 года. По понятной причине, приведены, в основном, письма Нины Грин к К.Л. Зелинскому.
Переписка довольно обширная и изобилует множеством бытовых деталей. Но самое главное, что в этих письмах прекрасно раскрывается личность Нины Николаевны Грин, её жизнь, её отношение к Александру Степановичу и к его творчеству. Понимая значение его творческого наследия, Нина Николаевна старается сделать всё возможное для сохранения памяти Александра Грина. Безусловно, тональность и тематика довоенных писем отличаются от писем после её возвращения из ссылки.
Активная переписка Н.Н. Грин и К.Л. Зелинского началась в 1933 году. В письмах того времени она беспокоится об увековечивании памяти А.С. Грина, рассказывает о работе с издателями и о своей жизни.
Многоуважаемый Корнелий Люцианович!
Посылаю Вам карточку Александра Степановича и рукопись «Крысолова» со всеми остатками, какие при ней были. Это лично Вам. Мне хочется сделать Вам приятно, это – единственный для меня способ. Не смотрите на этот мой поступок, как на небрежное отношение к литературному наследству А.С., как на литературное транжирство. Вы любите А.С. по-настоящему, изнутри, тепло. И хорошо, что какая-то его рукопись будет в дружеских, кажется, вернее – дружественных, – к нему руках. Продавать рукопись я не собираюсь, надеюсь судьба убережет меня от этого, а наследников после меня нет ни души. В музеях же холодно рукописям.
Недавно вспомнила наш разговор у Вас. От него у меня осталось впечатление, что Вы считаете А.С. пьющим всегда. Тогда, в волнении разговора, я не обратила на это внимания, и только теперь, перебирая в памяти московское прошлое, вспомнила все отчетливее. А.С. не всегда пил. Я говорю про мою с ним семейную жизнь. У нас был с ним дружеский уговор, – он знал мое трудное отношение к пьяным людям вообще и боязнь за него в частности; уговор такого рода: очень редко пить в Феодосии, всячески себя там сдерживать, и свобода – в Москве, Питере. И договор этот, по мере сил своих, он старался держать. Он очень бережно и бесконечно добро и любовно относился ко мне, и, если бы у него хватило сил избавиться от этого зла крови, он избавился бы. Но сил не было. Первые два года нашей жизни он не пил совсем. Продажа вина тогда не была разрешена.
Я пишу об этом Вам потому, что знаю, – много лишнего будет сказано разными людьми об А.С., но никто никогда его не знал. Я никогда не скрою правды, хотя бы и горькой, но не хочу несправедливости. Я же только одна его знала и прекрасным и плохим, но я недолговечна.
Благодарю Вас, Корнелий Люцианович, за то действенное тепло, которое Вы мне дали. Вы, Шагинян и Олеша – три человека, которые добро и легко помогли мне, как жене А.С., дали мне возможность душевно расправиться после двух лет всячески мучительной жизни…
Ст<арый> Крым, 6/VII 34
Многоуважаемый Корнелий Люцианович!
<…> «Красную Новь» получила. Сердечно Вас благодарю за все: и за статью[1], и за присылку журнала. Ведь это первая большая статья обо всем А.С., – за время революции. Статью М. Шагинян, первую по появлению, такой нельзя считать, т.к. она относится, главным образом, к тем рассказам, к которым приложена. Разные заезжие люди рассказывают мне, что нынче будто, об А.С. много говорят среди писателей и даже был разговор о нем с Горьким. Если так, то мне останется лишь радоваться <…>.
Из переписки мы узнаем, что было письмо из Америки, с предложением снять фильм по произведениям Грина и Нина Николаевна интересуется судьбой этого предложения в письме К. Зелинскому. Но этот проект так не был реализован.
16/XI 34
<…> Сижу и нервничаю, т.к. получила известие, что А.С. хотят купить для перевода и кино в Америку на 3 года. Туда послали мой адрес, и я жду амер. письмо. Т.к. это дело может быть большим и серьезным, то по получении его опять должна обратиться к Вашей помощи советом, и опять просить у Вас прощения.[2] <…>.
После выхода книги «Фантастические новеллы» в 1934 году она благодарит Зелинского, который был автором вступительной статье к изданию.
Старый Крым 22/X 34
Многоуважаемый Корнелий Люцианович! Сегодня я получила от Вас одну из самых радостных вестей, – вышла книжка А.С. и вышла хорошо. Внутри так – как будто, наконец-то, я достигла цели, хотя лично ничего, кроме горячего желания, не приложила к этому делу. Спасибо Вам, Корнелий Люцианович. В минуту тяжкого душевного угнетения от невозможности сделать самой что-либо для издания А.С. обратилась я к Вам в феврале прошлого года по телефону, боясь в глаза услышать холодное и равнодушное «нет». И вот результат: хорошая книжка, хорошая статья к ней, т.е. то, что А.С. и при жизни никогда не имел. И Ваш голос в этом, сделанном, был самым сильным.
Корнелий Люцианович, сердечно прошу Вас, когда Вы будете давать книги участникам ее «рождения», передайте им мою глубокую признательность, особенно Мариетте Сергеевне[3] и Юрию Карловичу[4], за их теплую и добрую заботу о памяти А.С. и обо мне. Я – навсегда Ваша и их душевная должница <…>.
<…> Мне очень приятно, что Вы хотите передать книжку Горькому; сама я никогда бы на это не рискнула, а Вам очень благодарна: в жизни А.М. и А.С. были несколько минут настоящего человеч(еского) тепла друг к другу. Из Америки я до сих пор ничего не получила, кроме извещения ГИХЛ[5]а о предложении Скифа-Волошина[6] и его адрес, с предложением ГИХЛа – отныне мне самой вести это дело. Я и не знаю – нужно ли мне сообщить Волошину, что я знаю о предложении или ждать от него известии. ГИХЛ послал ему мой адрес. А я жду, – из соображения – дело за границей, если им это нужно, он еще раз, уже мне, напишет. Я же не должна торопливо забегать. Не знаю – права ли я, а посоветоваться здесь не с кем <…>.
В 1934 Нина Николаевна начинает работу в Институте физических методов лечения, в Севастополе. Параллельно учится и получает диплом медсестры, занимается исследованиями в области лечения активным солнцем. Работает там до 1938 года и получает большое удовлетворение от результатов всего труда.
Севастополь,14/IX 34
<…> Месяц, как я работаю в Севастопольском Институте[7]. Работаю так много, что успеваю только работать и спать; даже не видела еще окрестностей Севастополя. Но зато хорошо. Не было у меня еще ни одного случая, когда б больной не получал хотя бы облегчения. И кроме того, за этот месяц выпустила уже нескольких здоровых. А когда приехала в Институт, без врача, я – всего лишь сестра, то сразу почуяла и недоверие, и равнодушие. Теперь дело меняется. Ежедневно получаю новых больных, уже институтских; сначала же бегала по амбулаториям и выпрашивала по штучке. И беспрерывно всему здесь учусь. Кроме солнца работаю в экспериментальной лаборатории, учусь обрабатывать всяких зверюшек. Устаю, но и радуюсь…
Старый Крым,17/X 35
<…> Довольна своей поездкой чрезвычайно. Проработала 2 месяца[8], заработала 34 прекрасных истории болезни и самое главное настоящее, деловое внимание Ин-та к этому методу лечения. Вначале было недоверие и подозрительность. Теперь же 19/X будет научная конференция и результаты моей работы в виде научной работы доложены конфе-ренции врачом, встретившим меня наименее доверчиво, а тему о концентриро(ванном) солнце отдала на 36-й год одному из самых серьезных научных работников Ин-та. Работала много и так наработалась, что сильно исхудала и последние дни ходила к вечеру с непрерывным головокружением…
Старый Крым, 23/X 36.
Многоуважаемый Корнелий Люцианович!
Спасибо за заботу и известия. <…> Я совсем здорова, целые дни учусь. Весной хочу экстерном держать экзамен на медсестру, т.к. теперь без документов нельзя работать, да и очень трудно попасть на работу. Многое знаю больше, чем сестра, а многое и совсем не знаю, – как полагается дилетанту. Сейчас ступила на тернистый для меня путь политграмоты – ведь тут я совсем невежда<…>.
PS. Получила письмо от К. Паустовского. Он пишет, что во всех отзывах о «Черном море» говорится об А.С., а в Ленингр<адской> литер<атурной> газете особенно хорошо. И многие поклонники А.С. шлют ему письма.
Феодосия, 24/VIII 37
<…> Нет времени и очень устаю. Сестринствую, весной держала экстерном экзамен, теперь законная сестра и очень довольна. Это та маленькая, несуетливая, незлобивая профессия, какая мне нужна к старости, и кроме того всегда нужна человеку <…>.
г.Феодосия. Инфизмет, Общежитие м/сестер
Несмотря на профессиональную медицинскую нагрузку она постоянно заботится об издании книг А.С. Грина и вспоминает о нем в письмах очень тепло.
Старый Крым.24/III 38
<…> Сердечно тронута Вашим письмом и присылкой рецензии. Как грустно, что ничего этого не знал А.С., не слышал. Как ему это было нужно! Мало, мало кто знал, как бесконечно чувствителен был А.С. Кто-то мне рассказывал, что однажды А.С. на каком-то вечере «Огонька», подвыпивший, сидел и плакал, слушая английскую веселую песенку. Его спросили, почему он плачет, — знает ли он английский язык, ведь песня веселая. Он только и ответил, что не знает английского языка. Иногда я думаю, почему А.С. тогда плакал, но не вино плакало, т.к., выпив, он делался строптивым, часто злым и ядовитым, эта расторможенность говорила о чем- то другом. А о чем – не знала. Недавно слушала по радио Доливо[9], он прекрасно пел английскую веселую песенку. Я языка не знаю. Слушала и думала о слезах А.С., и стало ясно – плакал он о своем несбывшемся, вставшем в словах чужих, таинственно-пленительных. И так стало жаль его бедное не защищенное сердце. Он говорил мне часто о племени «незащищенных душ», живущих на теневой стороне жизни. Его «Дорога никуда» называлась в черновике «На теневой стороне» и только гравюра Гринвуда[10] заставила его переменить заглавие.
И это так похоже на Ваши слова, что становится невообразимо грустно за все.
Очень рада рецензии Человекова[11]. Хотя он и пытается «опростить» бедных Ассоль и Грэя, следуя разуму, чувства его пленены «Алыми Парусами» и это отчетливо видно. И это радует меня.
На днях получила письмо от артистки Немировой. Она в средине мая будет читать «Алые паруса», кроме того, готовит «Гнев отца» и хочет «Словоохотливого домового». Когда я все это слышу, я радуюсь от всего сердца тому, что вся моя человеческая жизнь оправдана 11 годами жизни с А.С. За 6 лет после его смерти я, конечно, невероятно изменилась, душевно постарела, погрубела, но знак А.С. всегда останется на моем существе. И как ни была трудна мне жизнь с ним, она была и прекрасна <…>.
Ваша Н. Грин
Переписка была прервана Великой отечественной войной, и следующее письмо уже датировано 1945 годом:
23/6.45
Многоуважаемый Корнелий Люцианович!
С радостью и теплом встречи прочла Вашу подпись под статьей «Максим Горький». Вы живы, Вас не раздавила война. И Новиковых[12] я нашла по газете. Счастлива, находя вас всех, — мое прошлое. Я спускалась в Мальмстрем и теперь постепенно возвращаюсь в бытие. Никто из вас, оставшихся в России, не может представить себе страданий и унижений, перенесенных русскими в Германии. Я была очень несчастлива. Но здесь, в чужой, ставшей мне ненавистной, стране, я нашла то, чего не имела дома, нашла родину — Россию, о которой горько тосковала, и свой русский, терпеливый, мужественный, умный народ, которого не знала.
С 20.5. сижу в лагере по репатриации, сначала в Любеке, и последние 2 недели — в Ростоке. Ждем отправки, но дня не знаем. Нас здесь миллионы. Но слышала, что репатриация будет закончена в августе. Жду не дождусь минуты ступить на русскую землю. В лагере отдыхаю от непосильной работы последних лет и досыта ем. С 41-го года я не знала этого счастья.
Мне очень хочется вернуться в Крым через Москву, прошу об этом, не знаю – удастся ли. В Крыму я потеряла всё и бедную мать мою, она сошла с ума.
Книги А.С. и стихи его со мной. Если бы не они, то надо было бы умереть…
Я пишу письма в Россию, я поеду в Россию. Это счастье, о котором я не смела мечтать.
Следующее письмо было написано в 1956 году, после её десятилетней ссылки. Она наконец возвращается в Крым. Нина Николаевна искренне радуется положительным переменам в стране. Рассказывает о проблемах и ремонтных работах в доме, радуется большому числу благодарных посетителей домика писателя и пишет о том, что она –счастливый человек.
г. Феодосия, 27.VII.56
<…> Доехали прекрасно – на автобусе до Джанкоя, а там 3 ч. поездом. Вся страна прошла перед глазами, — об этом я так давно тосковала. В машине отлично – воздух чист, кресла комфортабельны, почти лежа едешь весь путь; быстро, — сутки до Джанкоя.
До чего же хорошо, и люблю я Крым. Почти две недели провела на автобусах Феодосия – Ст. Крым, Коктебель, Симферополь – и не могу надышаться, и не могу наглядеться. Он стал лучше, чем до войны. Разница мне, не видевшей его 12 лет, особенно разительна. Города стали чище, зеленее, больше цветов, хороших тротуаров. Понемногу научаемся жить. Коктебель Вы бы не узнали. Он зазеленел. А холмы и берега всё так же библейски задумчивы, как испокон веков. Нивы и виноградники огромны и мощны. Этого не было так. Я ехала с чувством, что моя дорогая земля нищенствует в чужих нелюбящих новосёльских руках. Ничуть. Эти руки уже любят эту землю. И мне это, как праздник.
По приезду описывает состояние дома в Старом Крыму:
Домик АС почти разрушен <…> вынесено постановление – домик АС Грина восстановить; смета, по просьбе Н.В. Михайловского, составлена – 21.000 руб. Но денег нет. Я, зная в Москве, что Литфонд СП отказался восстанавливать домик АС, думала, что тысяч за 10 я сама отремонтирую его. Нет, это невозможно. <…> И вспоминала Ваши предо-стерегающие слова зимой: «Не лезьте в это дело, отдыхайте, пусть делает СП». Поэтому буду, если нужно, толкачом. Пока так и делаю. Исполком Ст. Крыма постановил обратиться в облисполком Крыма с ходатайством о сверхсрочной ссуде на восстановление домика. Просила отделение СП в Симферополе поддержать перед облисполкомом ходатайство Ст. Крыма. Они очень охотно это сделали, указывая, что домик АС мемориальный. Встретили меня в Союзе на редкость тепло, сразу же заинтересовались – не нуждаюсь ли я? И как хорошо мне было сказать – «нет, не нуждаюсь». Великое счастье <…>
Заказала ограду, по эскизу Михайловского. А общем, неустанно ездила с места на место и теперь уже буду думать о личном устройстве. Сняла в Ст. Крыму комнату за 100 руб. в месяц. К 1/VIII перееду в Ст. Крым. И тогда-то, думаю, начну по-настоящему отдыхать.
Накануне отъезда я, услышав, что Ляшкевич[13] получил известие о состоянии домика АС, поехала к нему….. «А что вы с ним будете делать?» — «Как что? Отремонтирую, буду жить в нем и собирать музей, какой у меня был организован еще в 1941 г. Ведь переписка об этом шла, м.б., через Вас?» — «Но у Литфонда нет средств на единицу для этого дома-музея. Мы содержим уже дома Павленко и Тренева». Эти слова мне не понравились, но я смолчала, на том и расстались.
В Коктебеле же Михайловский дал мне прочесть полученное им письмо от Ляшкевича, — видимо, после моего к нему визита, т.к. смысла его таков: «в Крым едет вдова Грина; мы не решаемся восстанавливать домик А.С., советуем и вам воздержаться. И Ст.-Крымскому горсовету нужно воздержаться. На собрании Литфонда вопрос этот не ставился». Я прямо высказала Михайловскому свое удивление противоречивости и неясности письма Ляшкевича. <…> Я буду собирать музей и сама же смотреть за ним, пока будут силы. Когда же умру, Ляшкевичу поневоле придется об этом подумать. Противно мне стало от его письма. За последнее время я уже привыкла к хорошему отношению и к себе, и к имени АС.
Всякая администрация встречает меня в Ст. Крыму очень приветливо. Жители – и говорить нечего. В целом, несмотря на суету, на душе тишина и благодарность.
Старый Крым.5.IX.56
<…> Всё– таки, Корнелий Люцианович, какая я счастливая: думала ли я, четыре года назад, что вот так спокойно и тихо буду жить в своем дорогом Ст. Крыму, что буду восстанавливать порядок на могиле АС и, м.б., и домике. Все казалось страшно и мрачно. И, кроме того, я – одна в большой комнате. Так давно я мечтала о прелести одиночества, возможности побыть со своими мыслями, в тишине. Кое-что из мелочей я здесь уже собрала: шкатулку для писем, чугунную собаку, в которой АС находил большое сходство с собой, его чарочку, рамки от фотографий. Искать трудно, т.к. расхитителей было много, и большинство умерло <…>
Старый Крым. ул. К. Либкнехта, 48, 20 IX.60
Дорогой Корнелий Люцианович!
Вот я и счастлива безмерно: я живу в домике Александра Степановича. Комната его в том виде, как было при нем, — в Феодосии и Старом Крыму. Разрешение обкома на передачу мне домика, как жактовский квартиры, я получила еще в октябре прошлого года, но передача «длилась» до марта. Остаточные явления пресловутого «культа личности Иванова» долго чинили мне препятствия. Да и теперь всячески пытаются пакостить, но я не трачу на это нервов. Только умственные усилия. Все это покрывает ощущение великого счастья, — рассказывать людям о нём, показывать, как скромно, но достойно он жил. Видеть человеческую радость читателей его, радующихся домику, возможности расспрашивать об АС. В июле я, после трехмесячного ремонта, поселилась в домике. До сего дня у меня было около 1.400 человек. И какие среди них попадались люди-цветы! Счастье – видеть и слышать таких.
Старый Крым, 26.V 61
<…>Я пишу биографию Александра Степановича 1901-1906 гг. <…> В нынешний приезд в Москву и Ленинград я добыла в архивах – военно-морском и историческом все судебные дела АС и настоящий его первый рассказ «Заслуга рядового Пантелеева». Официально АС всегда считал первым «В Италию» — напечатан в «Биржовке»[14] в декабре 1906 г., т.к. знал, что самый первый его рассказ «Заслуга р.П.»[15] — агитброшюра – весь тираж был сожжен во время налета жандармерии на типографию. Оказалось, он сохранился в «Отделе вещественных доказательств» московской жандармерии. И я счастлива, что его нашла. И я искала рукопись АС «о лейтенанте Шмидте». Безуспешно ищу несколько лет. Она – 1922-23 г. Так, видимо, и пропала в из-ве «Радуга». В те времена из-во сказало, что рукопись пропала <…> А черновики он, А.С., не имел. Писал сразу набело.
В прошлом году домик Александра Степановича за 3 мес. (организовала его комнату в июле 1960 г. после ремонта домика) посетили 2000 человек. Очень, очень устаю, т.к. много работаю, но счастлива безмерно. Теперь он не умрет после моей смерти.
Живу в домике Александра Степановича. Думаю, что я – счастливейший человек в СССР
Литература:
1.Зелинский К. Жизнь и творчество А. С. Грина. // Грин А. С. Фантастические новеллы. — М., 1934. — С. 3-35.
2.Зелинский К. Л. Грин // Красная новь. 1934, № 4. С. 199—206.
3.Шагинян М. А. С. Грин // Красная новь. 1933. №5. С. 171
[1] .Зелинский К. Жизнь и творчество А. С. Грина. // Грин А. С. Фантастические новеллы. — М., 1934. — С. 3-35. К. Зелинский содействовал изданию посмертного сборника новелл А. С. Грина, в котором написал предисловие. Выражение «Гринландия», впервые там появившееся, используется до сих пор.
[2] Никаких сведений об осуществлении этого проекта нет
[3] Шагинян Мариэтта Сергеевна-писатель
[4] Юрий Карлович Алеша- писатель
[5] ГИХЛ – советское, впоследствии российское книжное издательство. Сейчас «Художественная литература» (Худли́т; ранее Государственное издательство художественной литературы, Гослитиздат, ГИХЛ) —. Специализируется на издании русской, советской и зарубежной художественной литературы на русском языке.
[6] Имеется ввиду поэт и художник М. А. Воло́шин (фамилия при рождении — Кирие́нко-Воло́шин. (1877 – 1932)
[7] Институт физических методов лечения (ныне перемещённый на Южный берег “АКАДЕМИЧЕСКИЙ НАУЧНО–ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ ФИЗИЧЕСКИХ МЕТОДОВ ЛЕЧЕНИЯ, МЕДИЦИНСКОЙ КЛИМАТОЛОГИИ И … Министерство Здравоохранения Республики Крым .
[8] Имеется ввиду поездка Слуцк (ныне Павловск, Ленигр.обл)
[9] Доливо – Анатолий Леонидович Доливо (1893-1965), певец, педагог, доктор искусствоведения. Заслуженный деятель искусств РСФСР.
[10] Джон Фредерик Гринвуд (1885- 1954), английский художник
[11] Человеков -псевдоним писателя Платонова А.П.
[12] Новиковы -имеется ввиду семья русского советского писателя Ивана Алексеевича Но́викова — русский советский писателя (1877- 1959), с которымии АС. и Н.Н. Грин были дружны многие годы.
[13] Ляшкевич -чиновник Литфонда
[14] Имеется ввиду «Биржевая газета» от 5(18)декабря 1906 г.
[15] Рассказ А.Грина «Заслуга рядового Пантелеева»