Л. Варламова. А.С. ГРИН. ЭПИСТОЛЯРНОЕ НАСЛЕДИЕ (2012 год)

Эпистолярное наследие писателя имеет неоценимое значение для всех, кто занимается изучением феномена творческой личности: литературоведов, критиков, музейных сотрудников. Письма  рядом живых подробностей дополняют наши представления о писателе. Переписка, не предназначенная для широкого круга, как бы изнутри приоткрывает и поясняет литературно-эстетическую мысль автора.

 Письма Александра Грина – раздел его творчества малоизвестный и  практически не изученный. Наиболее значительная часть писем представлена в книге «Воспоминания об Александре Грине» под редакцией В.Сандлера, вышедшей в 1972 г. и ставшей ныне библиографической редкостью. Остальное (немногое) рассыпано по журнально-газетным публикациям. Если попытаться представить это в процентном отношении, то обнародована в печати лишь 30% гриновских писем.

Мне и моей коллеге Н.В.Яловой удалось по разным источникам разыскать и сверить тексты значительной части эпистолярного наследия Грина, благодаря чему музей на сегодняшний день располагает текстами 219 писем писателя, правда, некоторые имеются в сокращенном виде. В настоящий момент нам известно о существовании 278  гриновских писем, рассредоточенных по архивам бывшего СНГ.

Основное местонахождение писем Грина – РГАЛИ, остальные (небольшая часть) размещены в архивах и библиотеках Москвы и Петербурга.

Феодосийский  музей обладает  автографами 10 писем Грина к первой жене В.П.Калицкой, которые были опубликованы в альманахе «Крымский альбом» в 1998 г. Это очень немного, но мы не теряем надежды на новые счастливые находки.

Знакомство с гриновскими письмами дает возможность приоткрыть дверь в его творческую лабораторию.  Многое в них близко принципам его творчества: поэтичность, образность, афористичность.  Письма Грина – это и литературный факт, и бытовая и автобиографическая информация. Они ярко воссоздают его характер, его интересы, его общественные и личные отношения. В них – размышления о творчестве и самохарактеристики, свидетельства о разногласиях с жестокой действительностью и признания в любви. Письма Грина – сильнейшее обвинение против жестокого режима, не давшего писателю свободы творчества, свободы не в политическом смысле, а свободы творить в соответствии со своей творческой манерой и мироощущением.

Политических рассуждений в этих письмах нет, что, видимо, объясняется полным осознанием Грином реальной опасности конфронтации с властью, как нет и  упоминаний о крупнейших исторических событиях, свидетельством которых он был.  Но зато многие частности и мелочи литературной повседневности являются здесь в надлежащем освещении.

Из писем Грина можно составить яркое впечатление о писателе как о личности. В них достаточно выразительно и зримо вырисовывается его образ. Весь тон писем выявляет и раскрывает перед нами самые сокровенные стороны его ума и души. 

Тематические и стилистические изменения в письмах Грина соотнесены со временем их написания и с адресатами. Ранние письма Грина написаны в легком, открытом тоне. Конечно, и среди поздних писем встречаются шутливые и благодушные, хотя гораздо реже.

Первое выявленное письмо Грина – адвокату А.С.Зарудному; написано в 1906 г. и содержит информацию о рассказе «Заслуга рядового Пантелеева»: «Проездом в Москве я жил дней 10 и написал там за это время рассказ из солдатской жизни, который и продал очень быстро в книгоизд<ательство> Мягкова». 

Последнее, которое Грин написал за три месяца до смерти, адресовано  чиновнице из Союза писателей Н.С.Хведчень-Григорович, содержит просьбу ускорить оформление пенсии, потому что «нужда стала пыткой».

Между ними – жизнь художника, наполненная любовью и страданием, радостью и болью, жестокой нуждой и короткими периодами материального благополучия.

Среди адресатов Грина наиболее обширную группу составляют собратья по перу: А.М.Горький, А.И.Куприн, В.Я.Брюсов, М.А.Волошин, Д.И.Шепеленко, Г.А.Шенгели,  И.А.Новиков и др. Далее идут издатели, работники редакций, критики, среди которых В.С. Миролюбов, Н.В.Корецкий, С.А. Венгеров, А.Г. Горнфельд, Б.В.Лунин, П.Н.Медведев, Е.Ф.Никитина. Особняком стоят письма адвокату Н.В.Крутикову, на которых я подробнее остановлюсь ниже. И, наконец, письма знакомым и родственникам, среди которых наибольшую часть составляют письма Н.Н.Грин – 107, затем – 12 писем В.П.Калицкой, 2 – сестре А.С.Лапиной, 5 писем теще О.А.Мироновой, 2 – М.С.Алонкиной, секретарю литературной студии Дома искусств, 3 письма художнику И.С.Куликову, и всего 3 письма  Грина читателям, хотя можно предположить, что на самом деле их было гораздо больше.

А теперь о содержании посланий.

Письма Грина до 1917 г. – это попытка писателя утвердить свое имя в литературе, отстоять свой особый способ отражения действительности. Очень характерно первое, известное нам, письмо М.Горькому, относящееся к весне 1909 г.: «Глубокочтимый Алексей Максимович! <…> Я –  беллетрист, печатаюсь третий год и очень хочу выпустить книжку своих рассказов, которых набралось 20-25. Из них – 8 напечатанных в «Русск<ой> мысли», «Новом журн<але> для всех», «Образовании», «Новом слове» и «Бодром слове». Остальные – в газетах. <…> Давно я хотел обратиться к Вам с покорнейшей просьбой рассмотреть мой материал и, если он достоин печати − издать в «Знании». Но так как неуверенности во мне больше, чем надежды – я не сделал этого до настоящего момента, а теперь решился »[1].

 Ответ Горького нам неизвестен, но гриновские произведения в «знаньевских» сборниках не появились. Всего сохранилось 9 писем Грина Горькому.  В них он обращается к Алексею Максимовичу за помощью и, как видно из контекста, получает ее. Горький, высоко ценивший творчество А.С.Грина, принимал живое участие в его судьбе.

Лишь последние два письменных обращения Грина к Горькому остались без ответа, но об этом – ниже.

Письма к издателям и редакторам еще резче высвечивают сложный путь Грина к признанию. Вот он пишет Виктору Миролюбову, редактору «Журнала для всех»: «Мне трудно. Нехотя, против воли, признают меня российские журналы и критики; чужд я им, странен и непривычен. <…> Но, так как для меня перед лицом искусства нет ничего большего (в литературе) − чем оно, то я и не думаю уступать требованиям тенденциозным, жестким более, чем средневековая инквизиция. Иначе нет смысла заниматься любимым делом» [2].

Еще более остро высказывается  Грин в письме критику А.Горнфельду: « Позвольте поблагодарить Вас за то, что Вы написали такую статью, как “Литература и героизм”. Давно надо было отметить эту своего рода литературную средневековую инквизицию. Я наслаждался Вашей статьей, как гурман, смакуя каждое слово и, честное слово, это был один из счастливых дней моей жизни. (Подчеркнуто Грином – Л.В.) Особенно больно было мне за иностранную лит-ру; теперь же моя жажда справедливости удовлетворена» [3].

Как известно, именно А.Горнфельд, доказывая самобытность Грина, утверждал: «Грин был бы Грином, если бы и не было Э.По».

Если попытаться определить основную мысль гриновских писем дореволюционного периода, то это – стремление пристроить свои произведения для публикации и сетования на безденежье из-за отсутствия гонораров.

И лишь период архангельской ссылки – относительно благополучный в материальном отношении – нашел отражение в спокойной интонации писем. Пример: письмо редактору журнала «Пробуждение» Николаю Корецкому, где Грин даже сочиняет шутливые стихи: «Я вспоминаю Невский, рестораны, цветы, авансы, газеты, автомобили, холодок каналов и прозрачную муть белых ночей, когда открыты внутренние глаза души (наружные глаза души – это мысль). Здесь морозы в 38 гр., тишина мерзлого снега и звон <в> ушах, и хочется подражать Бальмонту:

Всего известно 26 дореволюционных писем Грина. Письма за 1917 и 1919 гг. отсутствуют вовсе. С 1920 по 1924 гг., т.е. в последние годы петербургского периода Грином написано 22 письма, среди которых несколько писем личного характера: секретарю литературной студии Дома искусств Марии Алонкиной, сестре Антонине Лапиной, где Грин, в частности, пишет: «Милая Антонина! Лет тринадцать не видел я тебя. <…> Как ты живешь? Интересно мне узнать что-нибудь о дьяконе Николае, красноармейце Борисе, Катерине. Вообще, побольше о «вячком». Как ты попала в Гродно?

Ну, теперь спишемся. Я живу, после многочисленных приключений, о чем как-нибудь напишу подробно, на 3-й Рождественской в Петербурге… <…>

Выходят мои новые книги. Я их перешлю вам. Целую тебя в твой польский нос» [5].

С 1921 г. начинается переписка с Н.Н.Грин – самая крупная по объему в гриновском эпистолярном наследии, включающая 107 писем. Их содержание, в основном, личного характера: это сообщения об издательских делах, бытовые вопросы, это признания в любви. Пример – письмо от 7 марта 1927 г.: « Шесть лет твоего терпения, любви, внимания и заботы показали мне, как надо любить. Ты дала мне столько радости, смеха, нежности и, даже, поводов иначе относиться к жизни, чем было у меня раньше, что я стою, как в цветах и волнах, а над головой птичья стая. Я тебя хорошо узнал, милая и любимая Ниночка, и такие знания не променяю ни на какие другие. Я знаю, что такое верный и нежный друг, сильный в горе, твердый в попечениях, лукавый для пользы своего мужа и бесконечно снисходительный к тем маленьким слабостям, без которых, как без насморка, не проходит ничья жизнь. На сердце у меня весело и светло». [6].

Это письмо относится к крымскому периоду жизни писателя – наиболее плодотворному в эпистолярном отношении.   Грин находится вдали от столиц, все вопросы с изданием своих произведений ему приходится решать посредством переписки. Сохранилось 98 писем, написанных Грином с 1924 по 1932 гг.

Наиболее частые его адресаты в это время В.Калицкая, адвокат Н.Крутиков, писатели Д.Шепеленко и И.Новиков.

В письмах своей  первой жене В.Калицкой Грин просит помочь в издательских делах, делится творческими планами,  рассуждает на темы религии, дает себе характеристику.

8 апреля 1930 г. он, в частности, пишет: «Религия, вера, Бог, – это явления, которые в чем-то искажаются, как только обозначишь их словами. Религиозное чувство, религиозное знание, вера – слишком обширные понятия, для того, чтобы определять их словами. Слово ограничивает эти чувства. Не знаю почему, но для меня это так, между тем, как другие чувства — любовь, нежность, напр<имер> привязанность и т<ак> д<алее> ощущаются полнее, когда названы словами.

Мы с Ниной верим как дикари, просто, ничего не пытаясь понять, так как понять нельзя. Нам даны только знаки участия Высшей Воли в жизни. Не всегда их можно заметить, а если научиться замечать, то многое, казавш<ееся> непонятным в жизни, вдруг находит объяснение» [7].  

Об этом же – в последнем письме Калицкой от 3 июня 1930 г.: «На свете очень немного настоящих людей и если мне, по спутанности моей натуры, не всегда удается завоевать их уважение, то зато у меня есть духовное зрение – видеть этих людей. “Дьявол с Богом борется,  и поле битвы – сердца людей”. Это написал Достоевский. Ко мне приложить его фразу – будет очень громко, но у меня сильно развиты две стороны: совесть и импульс, нравственное размышление, всегда безошибочное, и туча инстинктов, поддерживаемых почти беспрерывным нервным напряжением. Если кто заглянет в меня, тот увидит, как отрицательно я отношусь к себе, к этой двойственности» [8].

Переписка с адвокатом Н.В.Крутиковым, включающая 24 письма, в основном, касается судебных дел Грина с изд-вом «Мысль», проблемам издательского характера, а в 1929 г. наполнена жалобами на трудности с публикациями. Характерный пример – письмо от 18 октября 1929 г.: «Мои обстоятельства так плохи, мрачны, что решаюсь попросить тебя о помощи – делом.

Если мы не уплатим 1 ноября 233 рубля вексельных долгов – неизбежна опись, распродажа с молотка нашего скромного имущества, которым с таким трудом обзаводились мы в течение 6 лет. Да, кроме того, стало нечем жить. <…> Я в тоске, угнетен; не могу работать» [9].

Пытаясь выйти из кризиса, Грин в это же время пишет М.Горькому: «Уважаемый Алексей Максимович! Обращаюсь к Вам с очень важной для меня – с жизненной просьбой. До весны этого года все шло у меня хоть трудно, но сносно. Я довольно часто получал предложения   от издательств, сам делал предложения, которые большей частью принимались и, сквозь невероятную грубую громоздкость издательских аппаратов ужиливался, в конце концов, получать следующий мне гонорар; (бывало, что и через суд). Таким образом, хотя и по горло в долгах, но существовал с семьей; поселился я в Феодосии, где тихо и можно работать. Весной я продал издательству «Федерация» новый роман «Дорога никуда» и тут столкнулся с организацией, захотевшей по неизвестной мне причине, чтобы я лишился возможности существовать литературным трудом. Эта организация – торговый сектор ГИЗа. <…> Издательство отказалось…  вообще издавать меня, – не по тиражным соображениям, а по следующему доводу: “Вы не хотите откликаться эпохе и, в нашем лице, эпоха Вам мстит”. Алексей Максимович! Если бы альт мог петь басом, бас – тенором, а дискант – фистулой, тогда бы установился желательный ЗИФу унисон» [10].

 И, наконец – последнее письмо к  Горькому от 17 сентября 1931г.: «Пишу Вам – если не в отчаянии, то в состоянии крайнего душевного угнетения. Я заболел туберкулезом и более месяца лежу в кровати. <…>

У нас нет ничего; ни денег, ни чая, сахара, ни керосина, ни дров. (Погода у нас, в Стар<ом> Крыму, стоит холодная). Гонораров мне не предстоит. Насколько широко и свободно я печатал свое до 29 года, настолько потом стало все хуже и хуже, а теперь все закрылось…<…> Недавно я написал в Пр<авление> С<оюза> Писателей заявление о пенсии (51 год и 25 лет лит<ературной> работы) и еще просил пособие на лечение – на еду. Никогда я не просил пособий. Я приложил свидетельство врача: не помогло.

Но должен же быть где-нибудь фонд для таких случаев. Я не знаю, где он, при какой писательской организации. Прошу Вас, посодействуйте личным туда обращением. Я бессилен». [11].

Нам не известно, дошли ли до адресата эти письма, но ответ Горького Грин так и не получил.

А вот переписка с И.Новиковым продолжалась почти до кончины Грина. Причем, И.А.Новиков, один из немногих, откликался на каждое гриновское письмо, помогая ему советом, делом, деньгами, посылками.

Их эпистолярное общение  началась в 1929 г., сразу после знакомства, и продолжалось до 28 июня 1932 г. – дата последнего письма И.Новикова Грину.

  В тоне их переписки чувствуется доверие, дружеское участие, взаимный интерес к творчеству друг друга. Грин обращался к Новикову за помощью по издательским делам, рассказывал о работе над книгами, обсуждал новинки литературы, предельно откровенно говорил о собственных нуждах. Всего Грин написал ему 19 писем, в качестве примера – цитаты 3-х писем.

Одно Грин написал 11 февраля 1931 г.: «Дорогой Иван Алексеевич! Простите меня за поздний ответ, за позднюю благодарность за книги. <…> Вы оказываете мне честь, интересуясь моим мнением о Ваших этих произведениях. Написать – и легко, и трудно. Книга – часть души нашей, – ее связанное выражение. Характер моего впечатления,  в общем,  таков, что говорить о нем можно только устно, и, если, когда мы опять встретимся, – Ваше желание не исчезнет, – я передам Вам свои соображения и впечатления.

Здесь установился морозный февраль, снег лежит, как на Севере, хотя и не такой толщины. Я кончил писать свои автобиограф<ические> очерки и отдал их в «Звезду» – там пойдут. Теперь взялся за “Недотрогу”. Действительно – это была недотрога, т. к. сопротивление материала не позволяло подступиться к ней больше года. Наконец, характеры отстоялись; странные положения приняли естественный вид, отношения между дейст<ующими> лицами наладились, как должно быть. За пустяком стояло дело, не мог взять верный тон. Однако, наткнулся случайно и на него и написал больше 1 ½ листов» [12].

Прошло несколько месяцев, и тон письма от 2 августа 1931 г. звучит совершенно по-иному: «Дорогой Иван Алексеевич! Письмо, о котором Вы сомневаетесь, — мною, действительно,  не получено. <…> Зуев (сотрудник изд-ва «Федерация» – Л.В) ничего не написал. Обещать легко, написать трудно. Черт с ним, с автором. Какое ему, скотине-дармоеду-автору дело: когда выйдет книга, да когда вышлют набор, деньги… Велика штука  написать книгу! Попробуй-ка её напеча­тать, не имея ни бумаги, ни денег в кассе! Вообще, надо уничто­жить авторов. На кой они ляд?! Наш коллективный Ерёмка смастерит книжонку про что хочешь.

 Я писал, <…> что я умираю от затяжного хрони­ческого голодания, что мы с женой получили острое малокровие. У нас нет ни керосина, ни чая, ни сахара, ни табаку, ни масла, ни мяса; у нас есть по 3ОО гр. отвратительного, мешаного полусырого хлеба, зеленый лук и маленькие горькие, как хина, огурцы с неудав­шегося огородика, газета “Правда” и призрак фининспектора за пле­чами. Ни о какой работе говорить не приходится; с трудом волочу по двору ноги. Никакая продажа вещей здесь невозможна; город беден, как пустой бычий пузырь. Поехать самому в Москву? Нет денег завтра даже на почт<овую> марку, придется где-то просить. Я пишу Вам всю правду» [13].

И наконец, письмо Грина Новикову от 12 октября 1931 г., где Грин еще раз убедительно доказал, что до самого смертного часа он остался верен своему писательскому призванию: «Наступила осень, лист начинает опадать; солнечно, но свежо. Уже несколько дней стоит, после месяца дождей и холода, довольно сносная погода. Я чувствую себя немного лучше: часа 2–3 в день  могу сидеть за столом; даже в саду; но пройти 3–4 квартала мне еще трудно, – слабею. Температура неровная; большей частью 37,2 по утрам и 37,7 в середине дня, а то и 38,4, к<а>к  вчера.

Мне запрещено писать, но привычка вторая натура, и 2–3 страницы (вот такие, к<а>к   эта) я пишу каждый день. Застряла моя “Недотрога”, написал только 1-ю часть (5 листов), да и то требует хорошего, частого гребня» [14].

Роман «Недотрога» остался незавершенным.

И, увы, до нас дошло далеко не все эпистолярное наследие Александра Грина. Тому причиной – катаклизмы эпохи, особенности биографии писателя: тюрьмы, ссылки, частая смена адресов, но, главным образом – небрежность родственников и приятелей, не взявших на себя труд сохранить бесценные реликвии.

Пример: письма писателя брату Б.С.Гриневскому, которые после его смерти вдова М.П.Гриневская не пожелала передать в архив или в музей, после ее собственной кончины были утрачены.

Письма художников слова вообще наиболее «хрупкий» в смысле сохранности  литературный жанр: текст, создаваемый в единственном экземпляре, особенно подвержен случайным исчезновениям.  Именно поэтому музей сейчас работает над научным комментированием  и подготовкой к изданию писем А.С.Грина, чтобы широкий круг людей смог познакомиться с его эпистолярным наследием.

И мы верим, что будут новые находки и новые открытия, которые помогут нам лучше познать этого удивительного писателя, философа и мыслителя по имени: Александр Грин.

Людмила Максимовна Варламова, ст научный сотрудник феодосийского музея А.С. Грина

Литература и источники:

Письмо А.С.Грина М.Горькому, весна 1909 г. Машинопись.Фонды ФЛММГ.  Н/в 3433.

Письмо А.С.Грина В.С.Миролюбову, конец 1913 г. Машинописная копия.Фонды ФЛММГ.  Н/в 6441.

Письмо А.С.Грина А.Г.Горнфельду от 4 января 1912 г. Рукописная копия.Фонды ФЛММГ.  Новые поступления.

Письмо А.С.Грина Н.В.Корецкому, декабрь 1911 г. Цит. по кн.: Воспоминания об Александре Грине Л., 1972. С. 477–478.

Письмо А.С.Грина А.С.Лапиной от 24 января 1923 г. Цит. по:  Петряев Евг. Новое о Грине. − Газ. «Кировская правда» от 7 декабря 1971 г.

Письмо А.С.Грина Н.Н.Грин от 7 марта 1927 г. Рукописная копия.Фонды ФЛММГ.  Новые поступления.

7.    Письмо А.С.Грина В.П.Калицкой от 8 апреля 1930 г. Автограф. Фонды  ФЛММГ. КП 4644/Д 1681.

8.   Письмо А.С.Грина В.П.Калицкой от 3 июня 1930 г. Автограф. Фонды  ФЛММГ. КП 4645/Д 1682.

9.    Письмо А.С.Грина Н.В.Крутикову от 18 октября 1929 г. Фонды ФЛММГ. КП 3486/Н 251.

10.  Письмо А.С.Грина М.Горькому от 18 октября 1929 г. Фонды ФЛММГ. КП 6648/К 1128. С.603.

11.  Письмо А.С.Грина М.Горькому от 17 сентября 1931 г. Фонды ФЛММГ. КП 6648/К 1128. С.604.

12.  Письмо А.С.Грина И.А.Новикову от 11 февраля 1931 г. Фонды ФЛММГ. КП3492/Н257.

13. Письмо А.С.Грина И.А.Новикову от 2 августа 1931 г. Фонды ФЛММГ. КП 3492/Н257.

14. Письмо А.С. Грина И.А. Новикову от 12 октября 1931 г. Фонды ФЛММГ. КП 3492/Н257.

P.S. В 2012 году письма А.С. Грина были подготовлены к изданию в нашем музее и вышла книга: Грин А.С. Я пишу вам всю правду: Письма 1906-1932 годов. Серия Образы былого. Вып. 18. Издательство Коктебель, Феодосия, 2012. 224 стр., 60х84 1/16, с илл.

Письма выдающегося русского писателя Александра Степановича Грина (1880-1932) — ценный документ, раскрывающий и дополняющий его биографию. В настоящее издание включены 222 письма А. Грина за 1906-1932 годы, что представляет собой весь, известный составителям, объем эпистолярия писателя, 136 писем печатается впервые.