Севастопольские персонажи Грина

К 80-летию «Автобиографической повести» (2012 год)

Саушкин П.К. “А. Грин в Севастополе. 1903 – 1905 гг..” 1990.
( из фондов Феодосийского музея А.С. Грина)

Два года жизни связывают Александра Грина с Севастополем. В этот город 23- летний Александр Гриневский (еще под своей настоящей фамилией) прибыл осенью 1903 го-да по заданию ЦК партии эсеров, членом которой он являлся с 1902 года, для работы в местной организации.

Пройдет время, и Грин расскажет о событиях, произошедших с ним в Севастополе, в «Автобиографической повести» – своей последней книге, которая вышла в свет в 1932 году.

«Я приехал в Севастополь на пароходе из Одессы. Неподалеку от тюрьмы стояла го-родская больница. В ней был смотрителем один старик, бывший ссыльный; к нему я при-шел со своим паролем, и он отвел меня к фельдшерице “Марье Ивановне”, а та отвела меня к “Киске”, жившей на Нахимовском проспекте.

Киска была центром севастопольской организации. Вернее сказать, организация со-стояла из нее, Марьи Ивановны и местного домашнего учителя, административно-ссыльного.

Учитель был краснобай, ничего революционного не делал, а только пугал остальных членов организации тем, что при встречах на улице громко возглашал: “Надо бросить бомбу!”, или: “Когда же мы перевешаем всех этих мерзавцев!”».

Всё, о чем Грин повествует в главе «Севастополь»: работа агитатором и пропагандистом революционных идей среди матросов и солдат, арест, два года тюрьмы, попытка побега и освобождение по амнистии в октябре 1905 года, – находит подтверждение в архивных документах.

Но что касается гриновских персонажей, здесь многое оставалось под вопросом. Кто они, что известно об их прототипах? А ведь за каждым из них стоит реальное лицо со своей особой судьбой, интересной нам как отражение эпохи, жить в которую довелось и Александру Грину.

И только теперь нам многое открылось благодаря мемуарам одного из лидеров севастопольской группы эсеров Сергея Никонова «Мои воспоминания», копия которых хранится в Феодосийском музее А.С. Грина. В них он подробно, иногда с юмором, но при этом очень тепло и с большим уважением, рассказывает о своих соратниках. С некоторыми из революционеров был знаком Грин, и они стали прототипами персонажей повести в главе «Севастополь».

Сергей Андреевич Никонов. (1864 – 1942 ) 

Кстати, сам Никонов не упоминается Грином, вероятно, только потому, что для их знакомства просто не хватило времени. И, тем ни менее, об этом незаурядном человеке необходимо рассказать подробнее.

Сергей Андреевич Никонов родился 1864 года в Одессе, в семье адмирала. Учился на математическом отделении Петербургского университета, в Военно-медицинской академии… С 1884 года стал членом движения «Народная воля». В 1887 году участвовал в покушении на Александра III. В том же году был арестован за революционную пропаганду среди юнкеров и выслан в Минусинск на 4 года. Отбыв ссылку, он уехал в Париж, где закончил медицинские курсы. По возвращении в Россию в 1897 году, Никонов сдал экзамены на врача и был принят ординатором в севастопольскую городскую больницу, а в 1901-ом назначен старшим врачом. Однако, наряду с врачебной деятельностью, он продолжал заниматься революционной работой, за что неоднократно арестовывался и ссылался.

В 1918 году Сергей Никонов был назначен министром народного просвещения и исповеданий при Втором Краевом правительстве Крыма, которое просуществовало всего несколько месяцев. В 1920-е годы он состоял членом Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев. В советское время неоднократно арестовывался, но отказался публично отречься от своих убеждений. Умер Сергей Никонов в Ленинграде в 1942 году.

Когда Сергей Андреевич приступил к работе над воспоминаниями, нам не известно. По крайней мере, главу «Образование группы социалистов-революционеров в Севастополе» он написал уже после выхода «Автобиографической повести» Грина, так как в своих мемуарах он уделяет большое внимание этому произведению, о чем будет сказано дальше.

Как пишет Никонов, группа социалистов-революционеров стала формироваться на базе городской больницы с конца 1890-х годов с появлением в Севастополе людей с опытом революционной борьбы. Среди них был Василий Тимофеевич Голиков, уроженец Севастополя, вернувшийся после каторги и ссылки. Его Никонов назначил смотрителем больницы, о котором упоминает Грин в главе «Севастополь».

«Человек замечательно доброй души, чуткий и отзывчивый по натуре, – пишет Сергей Андреевич,– Василий Тимофеевич был суров и несколько грубоват в обращении. Но и больные, и все служащие быстро научились отделять эту кажущуюся суровость от его действительной мягкости и доброты».

Василий Тимофеевич Голиков.
В 1903 г. смотритель севастопольской больницы. Фото конца XIX в.

Кстати, из воспоминаний Никонова мы узнаем, что Голиков был одним из организаторов побега Александра Гриневского из тюрьмы после его ареста в 11 ноября 1903 года: «Поздней осенью 1903 года были аресты и высылки среди членов эсеровской организации. Одним из первых был арестован Гриневский. <…> В попытке устроить Гриневскому побег принял участие тот постоянный прожектёр и неисправимый фантазер Голиков. Я отлично помню это, потому что Голиков сообщил мне план побега и спрашивал мое мнение относительно его осуществления».

Грин, вероятно, не знал о роли Голикова в этом акте и, рассказывая в повести о своем неудавшемся побеге, намеченном на 17 декабря 1903 года, говорит о других лицах. Называет среди организаторов Екатерину Александровну Бибергаль – «Киску», профессиональную революционерку, ее брата Виктора, именуемого в «Автобиографической повести» Леонидом, и его друга Евгения Синегуба, фамилию которого Грин меняет на «Ровногуб» – оба бывшие студенты Московского университета.

Революционная деятельность Василия Голикова и его служба смотрителем закончились после следующего случая. В октябре 1903 года был арестован фармацевт больницы Год Лазаревич Конторович, о котором вспоминает и Грин. «Прошла еще одна неделя или две, – пишет Никонов. – Был день рождения или именины Конторовича. И вот мой “дед”, не посоветовавшись со мною, выдумал отправить ему букет из нашего больничного сади-ка. О злополучном букете, который так и не дошел по назначению, было сейчас же сообщено прокурору, и на следующий же день к нам приехал городской голова и сообщил, что он только что получил “секретное” предписание от градоначальника немедленно удалить смотрителя больницы В.Т. Голикова».

В декабре Василий Тимофеевич был выслан из Севастополя, и уехал в Рославль. Последняя встреча Никонова с Голиковым состоялась в 1906 году, «когда он приезжал на короткое время в Севастополь. В это время он очень состарился и одряхлел и активного участия в движении уже не принимал. С 1907 года он окончательно поселился в Рославле. Впоследствии я узнал,– пишет автор воспоминаний,– что он умер в богадельне в Рославле в 1914 или 1916 году».

Что же касается фармацевта Конторовича, известного в политических кругах под именем Николай, информация о нем очень скромная. Родился, приблизительно, в 1875 году. Работая в больнице, занимался также революционной деятельностью. Об одном случае, связанном с его профессией, вспоминает Никонов: «Однажды, игравшая в Севастополе, драматическая труппа вздумала поставить нашумевшую в те годы пьесу сильно юдофобского направления (название пьесы не помню). Ее уже ставили в разных городах, и часто на спектаклях происходили скандалы. Решили и у нас устроить скандал в виде “химической обструкции”. Инициатором был опять “дед”. Наш фармацевт Н.Л. Конторович, заведовавший больничной аптекой, изготовил у нас в аптеке какое-то вонючее снадобье, которое в закупоренных бутылках было роздано нескольким рабочим, студентам и гимназистам, пожелавшим принять в этом участие. Но из этой затеи ничего не вышло…»

Конторович Н.Л. ( настоящее имя – Годель Лазаревич),
активный участник восстания 1905 г.

Вспоминая об этом революционере, Грин пишет: «Канторович был арестован уже две недели; я однажды встретился с ним у Киски». Правда, допускает неточность, написав фамилию «Конторович» через «а».

Как свидетельствуют документы, Конторович был арестован 19 октября 1903 года и вместе с Александром Гриневским проходил по делу «О пропаганде среди нижних чинов Севастопольской крепостной артиллерии». В севастопольской тюрьме они некоторое время сидели даже в одной камере.

Грин вспоминал: «Я не оставлял мысли о побеге, придумывал планы, один другого сложнее и запутаннее.<…> Сидя с Канторовичем, я почти увлек его планом размягчения известково-ноздреватого камня стены сверлением скважин и вливанием туда серной кис-лоты, но эта затея рассеялась – кто же мог доставить нам кислоту? Напасть на надзирате-ля, заткнуть ему рот, надеть его форму, отобрать ключи, взорвать стену во время прогулки динамитом, устроить подкоп, рискнуть пробежать в открытую калитку (когда впускали кого-нибудь), – все было передумано; все было – осталось – в мечтах».

Вероятно, тогда же (буквально через день: 13 и 14 декабря 1904 года) Конторович и Гриневский подали прошения в Одесскую судебную палату об освобождении на поруки (копии прошений хранятся в Феодосийском музее А.С.Грина).

Летом 1905 года оба революционера были перевезены в феодосийскую тюрьму, где в ожидании очередного суда вновь оказались в одной камере.

«Благодаря усилиям адвокатов на первом же заседании палаты слушание этого об-щего дела было отложено,– вспоминает Грин, – Канторович и многие другие выпущены на поруки или под залог, а я дня через три судился отдельно и по доказанности обвинения получил год тюрьмы. Это наказание покрывалось, конечно, бессрочной ссылкой.

Канторович некоторое время оставался в Феодосии. По моей просьбе он принес мне съестную передачу, табак и пять штук огромных машинных гвоздей» ( Грин вновь пытался бежать).

В ноябре Судебная палата на основании Высочайшего Манифеста 21 октября 1905 года прекратила дело по обвинению Года Конторовича.

Затем, как установлено по разным источникам, Конторович являлся членом Севастопольской организации РСДРП, членом Совета матросских и солдатских депутатов, од-ним из руководителей Севастопольского вооруженного восстания солдат и матросов в ноябре 1905 года. После подавления мятежа был арестован, содержался в Шлиссельбургской крепости. По решению суда приговорен к смертной казни, которая была заменена пожизненной каторгой. В 1920 году, после разгрома Врангеля, выслан в Грузию. 3 апреля 1921 года арестован в Севастополе, в июле того же года снова выслан. Умер в Севастополе, не позднее 1925 года.

Еще об одном эсере – «местном домашнем учителе, административно-ссыльном» вспоминают и Грин, и Никонов.

«Сергей Иванович Мельников,– пишет Никонов, – принадлежал также к числу убежденных и стойких революционеров, притом очень боевого темперамента. <…> У С.И. Мельникова роились в голове разные проекты и планы, главным образом террористического направления. Он был убежденным и решительным сторонником террористической борьбы с самодержавием, а так как налицо еще не было необходимой для планомер-ного террора солидной и широкой организации, то его мысли устремлялись в сторону разных фантастических проектов. Например, одно время он очень серьезно думал, что было бы возможно выработать вирулентную культуру чумных палочек или других микробов вроде сапа и т.п. и затем тем или иным способом провезти их во дворец в семью царя. Со мной он говорил неоднократно на эту тему и допытывался, нет ли возможности заготовить такие культуры у нас в Севастополе. Столь же фантастические проекты изобретал он и по части взрывчатых веществ, аэропланов, снабженных бомбами, и т.п.».

По воспоминаниям Никонова, среди приехавших в начале 1900-х годов в Севастополь «очутилась жена бывшего каторжанина по делу демонстрации на Казанской площади Александра Александровна Бибергаль с двумя молоденькими дочерьми, и к ней приехал сын Владимир (правильно: Виктор. – Н.Я.), студент; приехал и другой студент, также сын известного каторжанина, Синегуб. Появился и еще один нелегальный Гриневский, известный впоследствии под литературным псевдонимом Грина».

Виктор Александрович Бибергаль и Евгений Сергеевич Синегуб

Для людей, любящих и знающих творчество Грина, воспоминания Никонова представляют безусловный интерес. Повествуя о соратниках, Никонов подробно, с пристрастием, останавливается в мемуарах на ««Автографической повести» (в частности, на главе «Севастополь»), чтобы раскрыть читателю то, что Грин, очевидно намеренно, оставил «за кадром»: писатель работал над автобиографическими очерками во времена репрессий по отношению к эсерам.

«Так как “Повесть” Грина несомненно может служить историческим материалом для будущих историков, – пишет Никонов, – я позволю себе кое в чем уточнить и испра-вить автора и прежде всего я расшифрую фигурирующих у него персонажей.

Старик смотритель больницы – В.Т. Голиков. Фельдшерица “Мария Ивановна” – скорее всего Ф.И. Рейхберн. Киска – дочь А.Н. Бибергаля Екатерина Александровна. Наконец, учитель-“краснобай” и болтун – несомненно С.И. Мельников. Синегуба Грин переименовал почему-то в Ровногуба.

Характеристика этих лиц у Грина довольно меткая, но не совсем точная. Например, относительно учителя-краснобая (Мельникова) следует сказать, что Грин верно подметил его крайний терроризм, на почве которого у него развивались иногда очень фантастические идеи и планы. Однако при этом он был истинно убежденным революционером большого темперамента, что доказал и своей работой до ареста и затем в ссылке и после нее. В Севастополе, уже больной, он все время вел революционную пропаганду и, как я упомянул, многие из его учеников стали достойными революционерами, а после арестов социалистов-революционеров в 1903 году, оставшись почти в единственном числе, он настойчиво продолжал свою пропагандистскую – организационную работу и к концу 1905 года, когда в Севастополе снова возродилась эсеровская организация, вокруг Мельникова сгруппировался целый кружок революционной молодежи с кружками среди рабочих, матросов и солдат.

Центром Севастопольской организации социалистов-революционеров Грин считает Киску (Бибергаль) и членами ее “Марью Ивановну” и учителя-краснобая. Это неверно. Е.А. Бибергаль была одним из самых активных работников организации; С.И. Мельников в это время, наоборот, сравнительно мало принимал в ней участие по болезни, “Марья Ивановна” вообще не была особенно активной работницей и впоследствии вовсе отошла от революционной работы.

Центром в это время следует считать В.Т. Голикова, А.И. Потапова и Т.С. Потапову; в числе активных работников были также я с женой. Но ни о Потаповых, ни о нас Грин, очевидно, вовсе не слышал, а о роли Голикова в организации не подозревал.

Объясняется это его неведение очень просто, именно соображениями конспирации. С ним имела дело преимущественно Е.А. Бибергаль, посвящать же его, очень молодого, еще непроверенного человека в подробности организации, называть ему имена всех участников ее, тем более стоящих в центре, было бы просто непозволительно…»

Екатерина Александровна Бибергаль –
российская революционерка,
член партия социалистов-революционеров.
Ателье М. Мазура, Севастополь, 190
3

В конце 1903 г. Сергей Никонов уволился из больницы, вскоре был арестован и сослан в Архангельск. Спустя несколько лет в архангельской ссылке окажется и Александр Грин. Но это уже другая история.

Было опубликовано – (Литературная газета + Курьер культуры, 27 июля – 9 августа, 2012, № 14, с. 4,5

с. 191-210 в кн.: Севастополь. Историческая повесть. Проза, Документы, Письма, Мемуары. –Севастополь: НПЦ “ЭКОСИ-Гидрофизика”,2013, 392 с.

Наталья Васильевна Яловая, старший научный сотрудник Феодосийского музея А.С. Грина

2 comments on “Севастопольские персонажи Грина

  1. Хорошая публикация. Дельная. Хотелось бы знать,в каком виде дошли воспоминания Никонова, и как копия попала в музей, посмотреть на фото этих воспоминаний.

    1. Здравствуйте, Лариса Петровна! Это материал хранится в нашем музее на микрофильме (61 кадр), закупленном у Владимира Сандлера. Он его изготовил по архивным материалам ( По каким не указано).Поэтому фото предоставить мы Вам не можем. Всего доброго.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *