Мария Алонкина – секретарь литературной студии Дома искусств

М. Алонкина. Июль 1923 г.

В жизни известных художников, музыкантов, литераторов во все времена большую роль играют женщины. Так, в судьбе Александра Грина в разные периоды присутствовали женщины, оказавшие влияние на его творчество. Екатерина Бибергаль, Вера Абрамова, Нина Грин… Но есть еще одна девушка, романтические чувства к которой возникли в тяжелое время голода и холода.

В 1920 году при содействии Горького в петроградском Доме искусств получил комнату Александр Грин. Это было удивительное место, занимав-шее особое положение в культурной жизни Петрограда. Здесь нашли свое пристанище многие представители творческой интеллигенции: Осип Ман-дельштам, Михаил Зощенко, Ольга Форш, Всеволод Рождественский, Миха-ил Слонимский, Лев Лунц и многие другие. В Доме искусств, или ДИСКе, Александр Грин создавал феерию «Алые паруса».

Там произошло знакомство писателя с Марией Алонкиной – «душою Дома искусств» и «энтузиасткой рождающейся советской литературы», как называл ее Михаил Слонимский. Эта девушка была музой «Серапионовых братьев». Они посвятили ей свой альманах . О ней слагали стихи, о ней тепло вспоминали Евгений Шварц, Корней Чуковский, Ида Слонимская, Владислав Ходасевич, Юрий Анненков и другие. О том, что Грин был очарован Марией Алонкиной, говорили Нина Грин, Михаил Слонимский, Евгений Шварц. Кто эта девушка, о которой упоминали многие литераторы, писавшие о ДИСКе, где она была общей любимицей?

Интересные сведения о семье Марии Сергеевны дает Владикавказский музей фотографии и кино. Ее отец Сергей Николаевич Алонкин происходил из богатого купеческого рода. А прадед – Иван Максимович – был купцом первой гильдии, потомственным почетным гражданином Санкт-Петербурга, владельцем пяти крупных доходных домов. Это был «истовый медлительный старик» – описывал этого человека Федор Михайлович Достоевский, квартировавший у него 1866 году. После смерти Ивана Максимовича его имущество было поделено членами семьи. Свою долю получили и внуки. Среди которых был отец Марии Алонкиной – Сергей Николаевич. В начале 1890-х годов по неизвестным причинам Сергей Алонкин с женой Екатериной Васильевной переехали во Владикавказ. Там он открыл фотоателье. Фотография в те времена была достаточно прибыльным предприятием, и дела у Алонкина пошли в гору. Это объяснялось не только талантом Сергея Николаевича, но и его материальными возможностями, качеством фотографий. В 1893 году в семье Алонкиных родилась дочь Лидия, а через год – вторая дочь, Надежда.

В 1896 г. Алонкин открывает еще одно фотоателье под названием «Общедоступная фотография», но существовало оно недолго. Сергей Николаевич Алонкин с семьей вернулся в Санкт-Петербург, где и прожил оставшиеся годы. Там в 1903 году родилась младшая дочь – Мария.

О жене Сергея Алонкина, Екатерине Васильевне, известно мало. Работала она машинисткой в издательстве «Всемирная литература».

О Марии Алонкиной Михаил Слонимский вспоминал, что с четырнадцати лет она работала в Петрокоммуне, «а затем – такие повороты были тогда часты – стала секретаршей Дома искусств», обитатели которого ласково называли ее «Мусей». Она занимала общественную должность секретаря при Литературной студии, размещавшейся в Доме искусств. Яркий портрет Алонкиной дал Николай Чуковский в «Литературных воспоминаниях»: «Помню ее, тоненькую, смеющуюся, белокожую, чернобровую, с вздерну-тым носиком… Вся Студия была с ней на «ты», и очень многие были в нее влюблены, – одни сильнее, другие слабее. Добрая, привязчивая и удивитель-но работящая, она, казалось, создана была, чтобы всё делать за других, всем позволяла, как говорится, ездить на себе верхом, и, по правде сказать, вся Студия ехала на ней.

М. Алонкина и М. Слонимский. Без даты

Она занимала единственную общественную должность в Студии – секретаря. Чего или кого она была секретарь, никто не знал – это не уточнялось. Никто ее не выбирал, – просто отец мой, еще в самом начале, сказал, что она будет секретарем, и никто не возражал. Должность ее не была сопряжена ни с какими доходами и преимуществами, а только с трудами. И она трудилась не покладая рук. Я уже упоминал, что два раза в неделю она доставала для студистов хлеб и распределяла его. Но это была только одна из бесчисленных ее обязанностей. Она писала все списки, вела все протоколы, составляла расписания занятий, приготовляла для занятий помещения, следила за посещаемостью, напоминала руководителям семинаров о необходимости являться, – словом, заменяла собой всю администрацию этого учебного заведения, не такого маленького.

Мало того, по доброте своей Мусенька Алонкина взвалила на себя множество обязанностей, не имевших никакого отношения ни к Студии, ни к ее должности секретаря. По поручению то Горького, то правления Дома искусств она оказывала помощь многим престарелым литераторам. Особенно усердно, помню, заботилась она об Анатолии Федоровиче Кони. Она доставала для него пайки, рукописи, калоши, помогала ему спуститься с лестницы и взойти на лестницу».

Слова Корнея Чуковского тоже подтверждают это: «Молодые литераторы то и дело влюблялись в нее, но она была не склонна поощрять их ухаживания. С большим уважением относились к ней именитые старцы Дома искусств: почетный академик А.Ф.Кони, беллетрист Вас.Ив. Немирович-Данченко, бывший политэмигрант Л.Г. Дейч. Каждому из них было в то время без малого восемьдесят. <…> Все они благоволили к милой Мусе и подолгу разговаривали с ней. Это вызвало такую эпиграмму смешливого подростка Вовы Познера:

На лестнице, на кухне, на балконе

Поклонников твоих толпится ряд:

Лев Дейч, Волынский, Данченко и Кони –

Тысячелетия у ног твоих лежат.

А ты всегда с бумагами, за делом,

И если посмотреть со стороны,

Ты кажешься, о Мусенька, Отделом

Охраны Памятников Старины.

Она, действительно, обладала добрым сердцем и чуткой душой. Ей были небезразличны судьбы литераторов, оказавшихся в бедственном положении. Так, узнав о том, что у Михаила Зощенко родился ребенок и что он живет в голоде и нужде, Мария вместе со своей подругой Идой, не сообщая никому, собственными усилиями отправили писателю посылку с питанием, в которую девушки положили и манную крупу для ребенка.

Знакомство Грина с Алонкиной, вероятно, состоялось в Доме искусств, где писатель прожил одно лето. Как и другие, Александр Грин был очарован этой необыкновенной девушкой. Сохранились два его письма в адрес Марии Сергеевны. Оба написаны летом 1920 года. Позволю себе напомнить их со-держание.

«Милая Мария Сергеевна, я узнал, что Вы собирались уже явиться в свою резиденцию, но снова слегли. Это не дело. Лето стоит хорошее: в СПб поют среди бульваров и садов такие редкие гости, как щеглы, соловьи, мали-новки и скворцы. Один человек разделался с тяжелой болезнью так: выпив бутылку коньяку, искупался в ледяной воде; к утру вспотел и встал здоро-вым. Разумеется, такое средство убило бы Вас вернее пистолетного выстрела, но всё же, должны Вы знать, что болезнь требует сурового обращения. Про-гоните ее. Вставайте. Будьте здоровы. Прыгайте и живите…

Желаю скоро поправиться! А.С.Грин».

«Дорогая Мария Сергеевна!

Не очень охотно я оставляю Вам эту книжку только потому, что Вы хо-тели прочесть ее. Она достаточно груба, свирепа и грязна для того, чтобы мне хотелось дать ее Вашей душе. Ваш А.Г.».

Нина Николаевна Грин в своих воспоминаниях пишет: «Наша послед-няя встреча произошла в момент полной зрелости Грина, давно испытывае-мого им одиночества и жажды тепла женских рук. Она произошла на грани тяжелого, бесплодного увлечения им некоей Марией Сергеевной, девушкой из литературных кругов того времени, часто посещавшей Дом искусств. Ро-ман этот я знаю только со слов Александра Степановича, немногочисленных, так как я не хотела полностью знать его прошлую мужскую жизнь. Увлекся он самозабвенно. Понимая умом нелепость своего с нею соединения, свою старость в сравнении с нею и во внешнем своем облике, он горел и страдал от страсти. Страдания доводили его до настоящей физической лихорадки. А она увлекалась другим».

Возможно, Нина Грин имеет в виду Михаила Слонимского. Евгений Шварц, говорил, что именно он «считался ее женихом».

А сам Слонимский вспоминал: «Однажды в Доме Искусств (году в 20-м или 21-м) ко мне около 12-ти часов ночи пришел А. С. Грин. Сел на стул в углу и сказал:

— Разрешите здесь у вас заночевать.

— Конечно.

Грин отказался от кровати. Он был в шинели внакидку. Среди ночи я проснулся, чувствуя, что меня кто-то душит. Это был Грин. Я писал об этом случае в своих о нем воспоминаниях. Разжал пальцы и ушел он молча. Я ничего не понимал.

Утром прибежала Муся Алонкина.

— Миша, я вчера плохо поступила. Я должна тебе рассказать.

— Что такое?

Оказывается, вчера Грин явился к ней в половине 12-го ночи. Запер дверь на ключ, что ее до чрезвычайности испугало, встал на колени и предложил ей руку и сердце.

Муся, растерявшись, залепетала что-то невнятное, но отказала внятно и умоляюще.

Грин поднялся с колен и сказал:

— Вы любите другого.

Муся в страхе подтвердила:

— Да.

— Я знаю кого. Вы любите Слонимского.

— Да, — подтвердила Муся, мечтавшая только об одном — чтобы Грин открыл дверь. При всем уважении к нему она совсем не была уверена в своей безопасности.

Грин заявил:

— Я заставлю Слонимского жениться на вас.

И пошел ко мне. И собирался то ли задушить, то ли припугнуть меня. В его воображении сложилась целая история — злодей Слонимский соблазнил девушку и теперь отказывается жениться на ней. Он был романтически влюблен в Мусю. Нина Николаевна немножко была похожа на Мусю. На следующий день Грин вел себя со мной как ни в чем не бывало. И ни разу мы не вспомнили об этом случае».

Исследователь творчества А. Грина Владимир Сандлер в статье «Как приплыли к нам «Алые паруса» высказал предположение, что романтическая любовь А.Грина к Марии Алонкиной «помогла Грину завершить «Алые па-руса», превратить красные паруса в алые». Хотя первые наброски повести относятся к 1916 году. А встреча с Марией Сергеевной произошла несколько лет спустя, когда Ассоль уже была описана в повести-феерии. Тем не менее художник Милашевский однажды сказал о ней, что эта девушка была похожа «на взмах крыла».

«Если где-нибудь в городе устраивался какой-нибудь литературный вечер, все организационные заботы неизменно падали на плечи Муси Алонкиной. Это как-то само собой разумелось, – без всякого указания она кротко, старательно и уж конечно совершенно бескорыстно принималась за работу. Особенно много труда требовало от нее печатание и расклеивание афиш. Она не только вела все переговоры с типографиями, в которых вечно не было ни бумаги, ни краски, но и сама, своими руками, расклеивала афиши по всему городу, потому что в Петрограде времен гражданской войны не было организации, занимавшейся расклейкой афиш» .

О том, как сложилась судьба Марии Сергеевны после распада Дома искус-ств, известно немного.

М. Алонкина 1930-е годы

Незадолго до смерти А. Грина, вспоминая Дом искусств, Нина Николаевна и Александр Степанович вспомнили о Марии Алонкиной: «Заговорили о Марии Сергеевне. «Она теперь замужем за видным деятелем железнодорожного ГПУ. Карьеристка». – «Как ты увлекся ею?» – «Да и сам не знаю. <…> Говорят, она и Клара (забыл ее фамилию) раскрыли Гумилевский заговор. Я Михаилу Слонимскому потом как-то, за пивком, сказал об этом. Он согласился». О том, что Мария Сергеевна была причастна к «гумилевскому заговору» информации нет. Но она вышла замуж за чешского коммуниста. Выйдя замуж, она переехала в Москву.

Голодные и холодные послереволюционные годы плохо сказались на хрупком здоровье Марии Сергеевны. При организации знаменитого вечера Александра Блока, который состоялся в апреле 1921 года, она простудилась. Николай Чуковский об этом писал: «Сначала воспаление легких, потом плеврит и, наконец, туберкулез. Года через полтора она уже не вставала с постели из-за туберкулеза позвоночника. Промаявшись лет пятнадцать, она скончалась в Москве вскоре после Первого съезда писателей».

В 1934 году, в Берлине, вышел сатирический роман «Повесть о пустяках», написанный в эмиграции известным художником Юрием Анненковым. Вышел роман под псевдонимом Борис Темирязев. Роман из пяти глав, повествующий о жизни России 1910-1920 годов. Герои произведения имели своих прототипов: в реальной жизни – Люся Ключарева и Липочка Липская — вероятно, «серапионовы дамы» Дуся Каплан и Муся Алонкина.

Мария Сергеевна Алонкина прожила короткую, но яркую жизнь. Она проявила себя как личность и оставила светлый след в душах своих современников, а среди них – самые известные представители «Серебряного века»: Александр Блок, Николай Гумилев, Корней Чуковский, Александр Грин.

Светлана Колотупова, заместитель директора музея по научной работе 2018 г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *